Анжуйцы

Колокольни Парижа оповестили о приближении полуночи. Карета с зашторенными окнами, запряженная парой игреневых рысаков, катила по угрюмому лабиринту улицы Сент-Оноре. Темные очертания монастырских стен, ощетинившихся шпилями островерхих колоколен, безмолвно проплывали во мраке. Порывистый ветер ломился в окна экипажа, не в силах пробиться сквозь кожаные занавески, барабаня по крыше и обливая карету дождевой водой. Черные, грозовые тучи заволокли парижское небо, окутав город непроглядной мглой. Несколько ярких фонарей, замаячили вдалеке, за пеленой дождя, указывая вознице конечный пункт следования. Экипаж, миновав арку ворот, остановился в лучах мерцающего света. Люди в черных плащах и шляпах, сутулясь под усилившимся ливнем, обступили карету. Один из них отворив дверцу, учтиво произнес:

– Господин Буаробер, прошу. Вас ожидают.

– Здравствуйте господин де Жюссак. Благодарю вас.

Прелат ступил на землю, оглядев величественный фасад Пале-Кардиналь, неприветливо черневшей под проливным дождем.

Проследовав по длинному коридору, сержант остановился у одной из дверей, распахнув её перед Буаробером. Лакей принял с поклоном промокший плащ приора. В кабинете, освещенном мягким светом дюжины восковых свечей, пылал камин, наполняя комнату приятным теплом и звуками потрескивающих дров. За окнами, зашторенными бордовыми, бархатными занавесками, слышался вой ветра и шум ливня, непогода разыгралась, отчего, сухое и теплое помещение, казалось ещё более приветливым и уютным. Навстречу гостю, с добродушной улыбкой, вышел граф де Вард, лейтенант гвардии Его Преосвященства.

– Простите, милейший господин Буаробер, что заставил вас приехать в столь поздний час, да ещё в такую непогоду. Не сомневаюсь, что это в ваших же интересах. Ведь Двор настороженно относится к людям, посещающим Пале-Кардиналь по собственной воле, а вы, я полагаю, именно к таковым и относитесь.

– Ах, лейтенант, мне уже давно не интересно, что думают при Дворе. Моя жизнь это переплетенная пороками и добродетелями цепь сравнений, порождающих сомнения. Какое мне дело до этих расфуфыренных, самовлюбленных самодуров, толпящихся под шлейфом нашего славного короля.

Граф улыбнулся. От общения с «веселым аббатом», он получал удовольствие, которого не испытывал соприкасаясь с другими людьми. Даже встречаясь с прелатом по делу, его уста расплывались в искренней и счастливой улыбке.

– И как же вы живете со всем этим?

– Большинству из людей, таким как ваш покорный слуга, любезный граф.

Приор приклонил голову.

– …в этой жизни, достаются маленькие, незначительные роли. Я живу в мире мечтаний и иллюзий. Ищу чувство прекрасного в повседневности.

Они подошли к столу, где были разложены бумаги, письма, прошения, жалобы. В глаза Буароберу бросился документ, где вместо подписи стоял, как ему показалось, знакомый знак – четыре меча с сомкнутыми, к центру, остриями, образовывающими крест, обрамленный в дубовый венок и две литеры «С» «N». «Где-то я уже это видел?» – подумал он.

– Прошу вас.

Лейтенант указал на два кресла, стоящих у камина. Меж ними, на небольшом столике, с круглой столешницей, поблескивая гранями, стоял хрустальный графин, наполненный вином, и пара бокалов. Буаробер блаженно вытянулся в кресле, протянув ноги к камину. Граф наполнил нектаром виноградной лозы оба бокала, и, подав один из них гостю, уселся в рядом стоящее кресло.

– А вы, любезный приор хитрец, хитрец, клянусь Богом.

– Вы полагаете?

– Непременно, ведь вы пытались обмануть меня, во время нашей последней встречи»

Прелат неспешно отхлебнул вина, одобрительно покачав головой и невинно пожал плечами, чем ответил на пристальный взгляд лейтенанта.

– Дорогой граф, лживость и скрытность вещи весьма схожие, часто разнящиеся лишь тем, в чей адрес и в какой ситуации, мы намереваемся их употребить. Я, к слову, не считаю ни одно, ни другое пороком, скорее отношу к достоинствам. Да и чего греха таить, сам частенько не брезгую употребить. Но прежде чем это сделать, непременно стоит задуматься, уместны ли они, и применимы в тех или иных обстоятельствах. Очень рекомендую вам подумать над этим. Размышления, если они верны, часто спасают нас от гибели. Что касается меня, то я не раз имел удовольствие удостовериться в этом.

Приор сделал глоток вина, и улыбнувшись собеседнику, продолжил.

– Вам не в чем меня упрекнуть, ведь я сам ошибся, и готов поделиться с вами всем, что знаю и видел.

– Сделайте одолжение, я был бы вам крайне признателен, собственно для этого вас и пригласил.

– Нет ничего проще.

Непринужденно, с охотой, произнес Буаробер.

– Причиной всему оказалась невинная шалость, моё чрезмерное любопытство. Сущая безделица. Записка, которую доставили графу де Ла Туру, и которую я имел грех, случайно, прочесть.

Лицо лейтенанта сделалось серьезным.

– Де Ла Тур. Вы изволите водить дружбу с этим господином?

– Если перечислить всех негодяев и олухов с которыми я имею неосторожность проводить время, вы сочтете меня Сатиром¹ .