– Аой!

Не близко вершины, что рдеют во мгле;
в подросте тропинки; послушное «бе»;
орёл для чего-то воссел на вербе.

                            *
Здесь лысы поляны, и выкраден лес.
Туманы в карманах. И прочих чудес
набросано. Вволю свинцовых небес.

Замрёшь на мгновенье и слышишь: «Ау!»
При встрече накрутят тебе одному.
Ковёр, – чтоб под ним насолить хоть кому.

От целого каждый берёт половину.
Горазды копать под кого-то, – не глину.
Толпятся у края, бранят середину.

Глупеет быстрей, кто родился неглупым.
Взаправду слеза – от приправы из лука.
Свидание менее це́нно разлуки.

За будущим – в очередь, – как с перепоя.
Чего-то не понял, – выслушивай стоя.
Один – не считается. Бредят по трое.

Покрыть расстоянье – равняется мату.
Резоннее – очередь из автомата.
Решенье – за лапой, когда та – лохмата.

Считается лучшею щель для монет
в копилке зауженной. Денег там нет.
Копилка ценима за дно и за цвет.

Стыдом заслоняется схема приплода.
Чем более счастья, тем хуже природе.
Свобода приемлема только у входа.

Застолья шумнее в пургу или в дождь.
Того, кто оболган, и станут толочь.
Зевать – означает: не в силах помочь.

О новом во вкусах гадают на гуще.
Законы скрепляют кровавою тушью.
Фигура с углами считается грушей.

Почтенье к кувалде, дровам, чугуну.
Стадам антилопьим отказано в «гну».
Всяк памятник ставит себе одному.

Благие расчёты продеты иглой.
Мозги в котелках; за спиною конвой.
Добычу подельники режут пилой.

При свете забытое – ищут впотьмах.
Сквозь щель поглядят, заключают: размах!
Лелеют не совесть, а – леность и страх.

В эфире желтуха; в подштанниках – тля.
Отходы с отравой увозят в поля.
«Началу с нуля» предпочли «опосля».

Здесь рай прохиндеям; в чести дураки.
И тем и другим все дороги узки.
Наград, засыпая, алкают полки.

Язык, что до Киева вёл, под язык
запал далеко и стараться отвык
собой золотиться, приемля поддых.

Творятся молитвы в церквах и соборах
о том, чтобы жизнь оставалась такою,
какой при конце её в землю зароют.

К бандюге иль вору спеша в перехват,
патруль полицейский служить ему рад,
сиреною воя: – пора удирать!

Коль кто-нибудь спросит: удобнее как
в проулок пройти, где разверзся овраг? —
укажут туда, где полощется флаг.

Хранимое всеми ломает один.
Секут по живому. Схожденье лавин
встречают пустым озарением: «Блин!»

Отменными значатся строфы и строки,
где спесь обличает чужие пороки.
В привычке – к истокам повёртывать стоки.

Заброшены станы. Оцеплено поле.
Дерзаний в обрез. Запустенья всё боле.
Крученье голов; бесноватым раздолье.

Акцент и скуластость – отметки на брате, —
который из младших. Храбрей, тороватей,
красивее – старший. Урок поросятам.

Иконы и мощи целуют вельможи,
свечу возжигая. Но в вере – не боже:
лбы умысел сузил; канальство на рожах.

В забытом опора. Хулят настоящее.
Кладут неотложное в долгие ящики.
Костей не собрать – обойдутся костяшками.

С надеждою каждый живёт на обман
кого-нибудь; дескать, природою дан
числитель такой: а иначе – не пан.

И порознь и в целом никто не спешит
сознаться в избытках расстеленной лжи;
лишь выжить бы; – а не́ – чтобы
                                                         жить…

Из тысяч зачатий одно на слуху.
Репей оплеухой грозит лопуху.
Ловили свой хвост, чтоб узнать,
                                                  кто есть ху.

                                                     – Аой!