Значительная часть доклада была основана на беседах с 98 бенгальцами, а также на сведениях, собранных еще о 560 иммигрантах в ходе этих бесед и посещений мастерских5. Большинство бенгальцев работало в швейной промышленности по 12 часов в сутки, шесть дней в неделю и получало оплату сдельно. Заработки варьировались — в зависимости от имеющейся работы. Швейники, как правило, этой работой не были удовлетворены, однако они и подумать не смели о том, чтобы заняться совершенствованием своей профессиональной подготовки с отрывом от производства, поскольку им приходилось содержать большие семьи. Вечерние же занятия для них недоступны, так как «цветных» нанимают зачастую для работы именно в вечерние и ночные смены. Многие иммигранты старались без нужды по вечерам вообще не выходить из дома, дабы не подвергать себя дополнительному риску, который сулили им улицы города. Даже молодые «цветные», отмечается в докладе, ощущали, что швейное производство — их единственный удел, ведь сплошь и рядом из стен школы они выходили без всякой профессиональной подготовки6.
И все же даже такая работа — огромная удача для «цветного». Получить место ему так же трудно, как легко оказаться за воротами при первых же увольнениях. Яркий пример такого подхода дала, например, администрация тракторного завода в Ковентри, принадлежащего компании «Мэссей-Ферпосон». Когда сюда обратился человек азиатского происхождения с просьбой принять его на должность кладовщика, сотрудник заводского управления кадров на его заявлении начертал: «Не хочет цветных работников». «Не хотел», как позднее выяснилось, соответствующий начальник цеха. Это стало известно в ходе разбирательства данного случая, приобретшего огласку. В ходе разбирательства, которое вела комиссия расового равенства (КРР), выяснилось, что на тракторном заводе расовая дискриминация цветет пышным цветом. И речь идет не о «прихоти» начальника одного из цехов, а о линии администрации. Так, из пяти тысяч рабочих лишь шесть представляли этнические меньшинства. Между тем в этом районе «цветные» жители составляли примерно восемь процентов населения. При непредвзятом подходе на тракторном производстве должно было быть занято примерно 400 иммигрантов. Но пробиться за заводские стены удалось только шестерым7.
О том, насколько широко распространена подобная практика, свидетельствует случай, происшедший в Бристоле. Сотрудник биржи труда С. Керби передал местному комитету расового равенства информацию о некоторых клиентах — фирмах и организациях, пользующихся услугами биржи. Из этих сведений вытекало, что расовая дискриминация широко практикуется как работодателями, так и руководством самой биржи труда. В отместку Керби был тут же понижен в должности. Он, однако, не сложил оружия, попытавшись искать справедливость в индустриальном трибунале. Там были вынуждены признать: информация, которую передал Керби, была точной и правдивой, а сам он при этом руководствовался только добрыми намерениями. Но этот вывод ничего не изменил в судьбе правдолюбца, равно как и последующее обращение в суд, который решил дело не в его пользуй.
Далеко не везде дискриминация носит столь откровенный характер, как на «Мэссей-Фергюсон». Как правило, она осуществляется скрытно, под видом разного рода тестов, испытаний, проверок. Печать сообщала о «бессмысленно завышенных» лингвистических требованиях, лишающих черных молодых людей возможности получить работу, где требуется всего лишь ручной труд9.
Для представителя этнического меньшинства в высшей степени сложно хоть на йоту продвинуться по служебной лестнице, если ему повезло и он все же оказался на нижней ее ступени. Это испытала на себе 38-летняя Бренда Квоши. Два года она проработала сиделкой в лондонской частной клинике «Харли стрит». Накопив немало профессионального опыта, она подняла вопрос о перемещении ее на должность младшей медицинской сестры в кардиохирургическое отделение, где как раз открылась вакансия. Но профессиональный опыт — это одно, а житейский — другое. И последнего Квоши, видимо, не хватило. Ведь она знала, как в клинике относятся к темнокожим. В первую очередь их назначали на работу в ночные часы. Половину медицинского персонала, занятого в ночную смену, составляли «цветные». Между тем среди работающих в дневные часы темнокожим был только каждый девятый.