Апельсины Черного Фарука

Солнце карабкалось все выше, и все выше становились волны, поэтому и так немногочисленные купальщики уступили место сёрферам. Народ все шел из своих отелей – не купаться, так подрумяниваться на песке – и Камиль вертелся волчком на дороге у столика. Люди пробовали его сладкий арахис, торговались, возмущались, и уходили дальше (с орехами или без), лишь мельком взглядывая на три оранжевых плода, лежавших в пакете на перевернутом ящике из-под кока-колы. Старый Фарук время от времени отрывался от созерцания волн, скользил взглядом по проходящим мимо людям, и вновь принимался смотреть на океан.

Ветер уже носил по пляжу какие-то бумажки и обрывки упаковочных пакетов, сновали туда-сюда лоточники с пончиками и тем же сладким арахисом, торопливо разносили мороженое, предлагали нанести на руки желающим традиционные узоры из хны, и от них вяло отмахивались млеющие под солнцем тела, вздымающиеся животами, бугрившиеся ягодицами, и оплывающие грудями. Дальше от берега, расчертив на песке немудреное футбольное поле, неутомимо пинали мяч местные парни, и им вежливо грозил конный полицейский патруль, чтобы, не приведи Аллах, не попали мячом в туристов или – того хуже – не обсыпали песком. Кучками сидели на песочке давно выкупавшиеся местные девицы, обильно закутанные в ткань, неторопливо и беззвучно толкуя о своих делах, точно так же закутанных в покровы, неподвластные уму западных деловых женщин.

Когда солнце взгромоздилось в самый зенит, и многие из отдыхающих потянулись от греха в свои отели, на пляже, с той стороны, откуда всегда появлялся конный патруль, и где перемигивались по вечерам огни бульвара, показался еще один полицейский верхом на квадроцикле, неторопливо объезжающий загорающих. За несколько шагов до того места, где дорожка впадала в пляж, полицейский остановился, заглушил двигатель и направился к двум торговцам, на ходу оправляя форму цвета кофе с молоком. Еще издали он сдержанно кивнул Камилю, горячо закивавшему в ответ, и подошел к старому Фаруку.

– Ассаламу алейкум, почтенный Фарук, – сказал полицейский, снял фуражку и, наклонившись, коснулся лбом морщинистых загорелых рук, сжимавших клюку. Камиль едва не пропустил очередную пару купальщиков, заглядевшись на это.

– Алейкум ассалам, Мухаммед, – негромко, но очень отчетливо произнес старик, устремляя свой взор на патрульного. – Мы давно не виделись.

– Прости недостойного, почтенный Фарук, да продлит Аллах твои дни, – присаживаясь на корточки перед стариком, ответил Мухаммед. Тот покачал головой и уголки его сухих тонких губ тронула едва уловимая улыбка, отчего непроницаемое лицо на мгновение преобразилось:

– Рад видеть тебя, мой мальчик.

Старик взял пакетик с апельсинами, переложив себе на колени, и придвинул к Мухаммеду ящик.

– Посиди рядом со мной, не к лицу блюстителю порядка горбиться на корточках, – сказал он, и за дымчатыми стеклами на секунду блеснули озорные глаза.

– Спасибо, почтенный Фарук, – приложил ладонь к груди Мухаммед, переставляя ящик к бетонному забору, у которого сидел старик и аккуратно присел, поддернув форменные брюки, заправленные в короткие сапоги. Камиль, косившийся на патрульного и неожиданно упершийся в его короткий внимательный взгляд, поспешил отвернуться и принялся делать вид, что наводит порядок на своем столике.

– Как идет твоя торговля, уважаемый Фарук? – спросил Мухаммед, привычно, но рассеянно оглядывая идущих мимо людей. Фарук покачал головой, тоже оглядывая прохожих:

– Я уверен, что ты пришел сюда не для того, чтобы об этом узнать, Мухаммед. Поэтому давай обойдемся без ненужных церемоний.

Мухаммед смущенно и грустно улыбнулся в свои черные, аккуратно подстриженные усы и кивнул головой:

– Благодарю тебя, почтенный Фарук. Меня действительно привело к тебе дело, и оно вряд ли вызовет улыбку на твоем лице.

Он вздохнул, помолчал немного, собираясь с мыслями и начал говорить:

– Я пришел просить твоей помощи, о мудрый Фарук. У меня горе – погиб мой большой друг. Одни считают его смерть нелепой и страшной случайностью, другие – самоубийством, третьи – блажью. Я не верю ни в одно из этих объяснений. Марсель не мог позволить случиться такому. Я его знал! Он не такой человек…

Мухаммед вскинул загоревшиеся глаза на Фарука и ударил себя кулаком по колену:

– Его убили, почтенный Фарук! Я уверен в этом! Пусть я простой патрульный, но… – он замялся и горячо добавил: – я знаю, что прав, хоть и не могу это доказать…

– Что же ты хочешь от меня, Мухаммед? – негромко спросил Фарук, но было ясно, что он знал, о чем его собираются просить.

– Я… – патрульный полицейский Мухаммед запнулся, сорвал с головы фуражку и вытер лоб платком. – Почтенный Фарук… Я…

Изъеденная морщинами ладонь легла на его колено:

– Расскажи мне о своем друге, Мухаммед.

…Из-под ног сидящих у бетонного забора торговца тремя апельсинами и молодого полицейского нерешительно поползла тень, становясь все длиннее. По дорожке шаркали пляжные шлепанцы, и таяла горка сладкого арахиса на складном столике Камиля…