Апельсины Черного Фарука

– Мы вместе учились в Париже. Я не закончил, вернулся домой – это оказалось не для меня – и теперь я простой полицейский. А он продолжил обучение, пошел дальше, стал искусствоведом. У меня есть все его статьи и обе книги. Когда умер отец Марселя, он оставил им с братом неплохое наследство. Они оба перебрались сюда – Марсель первый, потом Жан-Пьер. Марсель поселился здесь недалеко, у маяка, мы стали видеться чаще. Он страдал сахарным диабетом и регулярно делал себе уколы инсулина. – Мухаммед вздохнул. – В день гибели рядом с ним оказался пустой шприц, но внутри него обнаружили следы наркотической дряни. Никаких улик, ничего не нашли, все выглядит так, словно он сам… Либо ошибся, либо…

Мухаммед замолк, бессмысленно теребя в руках фуражку, а потом повернулся к старику и сказал:

– Почтенный Фарук! Я должен поговорить с Марселем. Прошу тебя, помоги мне!

Фарук внимательно взглянул в глаза Мухаммеду:

– Когда это произошло?

– Скоро месяц. Ведь еще не поздно, верно?

Фарук покачал головой, глядя сквозь Мухаммеда:

– Верно. Но ты же знаешь, что для этого нужно обладать необходимым количеством внутренней силы. У тебя ее недостаточно.

– Но почему, почтенный Фарук?

Старик невесело усмехнулся:

– Ты ведь не так давно женился, верно, Мухаммед? (Полицейский растерянно кивнул.) Некоторые люди, обзаведясь семьей, время от времени теряют не только собственное семя, но и личную энергию, не имеющую ничего общего с мужской силой. Прости, но ты из числа таких людей, Мухаммед.

– Пусть так, почтенный Фарук, – горестно кивнул Мухаммед, – но я помню, что есть другой способ достичь Преддверия.

– Мухаммед, мы же договорились, что ты никогда не будешь пользоваться этим способом. Мать с отцом подарили тебе тело – не годиться его разрушать. Это дело Времени.

Мухаммед кивнул:

– Да, все так, почтенный Фарук. Все так… – он прерывисто вздохнул и снова заглянул в глаза старика: – Следствие вот-вот зайдет в тупик. Они ничего не могут найти! Я должен поговорить с Марселем. Прошу тебя, дядя! Не отказывай своему недостойному племяннику!..

Фарук слабо улыбнулся, но голос его оставался жестким:

– Ведь я говорил тебе когда-то, что наше родство очень дальнее.

Мухаммед безжалостно мял свою фуражку:

– Верно. Моя прабабка приходилась двоюродной сестрой твоему троюродному брату…

– Не брату, а свояку. Но я все равно отношусь к тебе как к сыну, Мухаммед. Хоть у меня никогда и не было детей, – холодный взгляд за стеклами очков потеплел.

– Я должен узнать правду, дядя. Мне не на кого надеяться, кроме тебя, – еле слышно сказал Мухаммед и, протянув руку, сжал узкое морщинистое запястье. Старый Фарук, словно не заметив этого отчаянного движения, отвернулся, посмотрел на людей, идущих по дорожке и медленно проговорил, будто размышляя вслух:

– Правда… У каждого своя правда и в конце концов оказывается, что и она всего лишь чья-то точка зрения, застывшая во времени, как муравей в капле смолы.

Фарук замолчал и Мухаммед уже подумал, что на этом их разговор закончен, но старик вдруг, не отрываясь от идущих людей, спросил:

– Они родные братья?

Мухаммед вскинул глаза:

– Кто?

– Твой друг Марсель и его брат Жан-Пьер.

– Да! – горячо подтвердил Мухаммед. – От одной матери и одного отца!

Фарук коротко улыбнулся:

– Хорошо. Значит, от нас не потребуется чересчур много – энергия ближайшего родственника поможет нам.

Глаза Мухаммеда радостно вспыхнули, но Фарук остановил его движением руки. Он отвернулся от дорожки, очень серьезно посмотрел на Мухаммеда и спросил:

– Но скажи мне прежде: если я сам найду эту твою правду, ты откажешься от своего намерения идти туда самостоятельно?

Искрящиеся радостью глаза полицейского стали острыми и пронзительными, и он твердо сказал:

– Нет, дядя, я должен узнать это сам. Понимаешь? Он мой друг, как же я могу послать к нему кого-то другого, пусть даже и тебя?

Они сидели рядом и смотрели друг другу в глаза. Наконец старый Фарук удовлетворенно кивнул и произнес:

– Хорошо, мой мальчик. Я жду тебя вместе с ним у себя. И вот еще что…

…Береговой патрульный и чудак Фарук проговорили о чем-то верных три четверти часа, потом полицейский поднялся, почтительно поклонился старику и уехал дальше по пляжу. Когда мотор квадроцикла затих вдали, поглощенный шумом прибоя, Камиль, которого нещадно жгло любопытство, подошел к Фаруку, уже уложившему свои апельсины обратно на ящик и спросил:

– Что, Фарук, неужели ты скрывал свои доходы от нашего короля, что к тебе послали стража порядка?

– Что ты, Камиль! – протестующе воздел руки к небу Фарук. – Все было совсем не так. Просто однажды я решил окунуться, когда волн совсем не было, но все равно чуть не утонул. Хвала Аллаху, этот достойный сын своих родителей спас меня и теперь изредка навещает, дабы удостовериться, что я не замышляю по недомыслию нечто подобное.

Камиль недоверчиво пожевал губами, вздохнул и, разочарованно махнув рукой, вернулся к своему столику.

– Здесь недалеко. Я только измерю давление моему дяде.

– Где это? – спросил Жан-Пьер, притормаживая на перекрестке.

– На следующем светофоре налево. Это возле базара.

Жан-Пьер покачал головой: