Апельсины у кромки прибоя

Фотокор появился несколько уставшим. Чувствовалось, ему не по себе. Отдышавшись, коллега рассказал, что поначалу подземный ход настолько высок, что по нему запросто всадник на лошади проедет. Дальше он сужается, но идти по нему можно свободно. Метрах в пятидесяти от входа разделяется на два коридора. В кромешной тьме и без страховки передвигаться по ним невозможно. А еще, как выяснилось, подземелья заполнены дурманящим газом. На человека он как бы давит, парализует волю. Слава, крепкий, кстати, мужик, несколько раз вынужден был, присев, пережидать помутнение сознания.

Нашу затею самостоятельно исследовать подземелья не одобрил еще один знаток городских достопримечательностей — главный специалист орготдела Приморской райгосадминистрации Владимир Руденко. О коварстве подземелий он знает не понаслышке: лично прошел по ним не один километр. Испытывал на себе влияние газа и знает, что, по крайней мере, две жизни любопытных ходоков под землю он за последние годы унес. Но главный ход — тот, который к морю выводит, обнаружить не удалось никому.

Владимир Иванович тоже полагает, что приморские подземелья — наследство ногайцев [Приморск раньше, к слову, Ногайском величали]. Они, едва ли не первыми среди кочевых народов, перешли к оседлому образу жизни, занявшись земледелием на берегах Азовского моря. А подземелья использовали в качестве укрытий от набегов воинственных, жадных до добычи собратьев. И в качестве хранилищ накопленного богатства. Почему самих ногайцев газ не брал? Ответ, по-моему, очевиден: надежно работала система вентиляции подземных галерей. А сейчас от воздействия подземного приморского газа не уберегает даже современный противогаз.

Значительная часть азовских ногайцев попыталась однажды переселиться в Турцию, где и была уничтожена тамошним лихим народом, соблазнившимся привезенными сокровищами. Все ли богатства забрали с собой ногайцы — одному Всевышнему ведомо. Потому что оставшиеся после них подземелья тайны хранить умеют.

[Фото Вячеслава Тарасенко]

Подземелья Приморска. До поверхности недалеко

Забытый вход под землю

Выход к солнцу

Сквер в центре Приморска, под которым начинаются подземелья

История 10-я. «Песню „Сиреневый туман“ я написал по дороге из зоны домой!»

ОБ ЭТОМ заявил житель запорожского поселка Куйбышево [после декоммунизации — пгт Бильмак] Виталий Зверев, добавив, что другую свою песню — ставшую весьма популярной «Морячку», он впервые спел Владимиру Высоцкому, который, в память о встрече, подарил автору свою гитару

В первом и пока единственном поэтическом сборнике Виталия Зверева «Песни скитальца», изданном в запорожской глубинке, мне почему-то сразу попалось на глаза стихотворение «Штрафники». Я его раз пробежал глазами, другой. Задержался взглядом на дате — 9 мая 1955 года, потом вернулся к последней строфе стихотворения и неожиданно понял: стихи, написанные пятнадцатилетним куйбышевским пацаном, теперь навсегда останутся в моем сознании. И, периодически возвращаясь к ним, я буду мысленно повторять как заклинание:

«И разорвется злобный круг,

И встанут из могил полки,

И всем понятно станет вдруг,

Что вся Россия — штрафники».

«На Воркуту я пошел по 58-й статье: как враг народа» — Стихотворение моему отцу посвящено, — подчеркнет при нашей встрече автор. — В войну он командовал катером на Черном море, потом батальоном морской пехоты. В 1942 году, после тяжелого ранения, попал в плен. Летом 43-го организовал побег из концлагеря. И вывел навстречу Красной Армии четырех бойцов, которых, как и отца, тут же направили в штрафбат. У нас же в войну не было пленных. Были только изменники родины. Погиб капитан третьего ранга Иван Зверев неподалеку от дома — в соседнем Черниговском районе. Там, у села Богдановка, немцы вкопали в землю танки и били шрапнелью из танковых орудий по наступающим штрафникам. Много их там полегло. В братской могиле они и похоронены. Фамилия отца тоже на обелиске значится. Ну, а подробности о том бое жестоком я узнал от однополчанина отца. Под впечатлением от услышанного взялся за ручку и написал «Штрафников». Я тогда в ореховском сельхозтехникуме учился.

— Это было ваше первое стихотворение?

— Не первое, но очень важное для меня.

— Полагаю, в 1955 году за заявление о том, что «вся Россия — штрафники», можно было запросто срок схлопотать?