Александр Чуб-младший, служивший Украине в должности прокурора Гуляйпольского района, погиб 13 января 2002 года. Чтобы увековечить память сына, Александр Григорьевич Чуб девять лет строил храм-красавец, который потом в течение года расписывали 14 лучших мастеров храмовой росписи.
Кстати, темировский храм сегодня представляет из себя… два храма. Верхний создан в честь святого мученика Александра, а нижний — в честь целителя Пантелеимона.
После рассказанного о сыне Александре, думаю, читатели сами догадаются, чье имя носит главный храмовый колокол. Александром его зовут, конечно же. Между прочим, когда храмовые колокола голос подают, кажется, что это не колокола с тобой заговаривают, а сам Господь.
Напротив темировского храма красавца находится еще один архитектурный ансамбль. Очень памятный, я бы сказал.
Несмотря на то, что в Темировке уже, пожалуй, лет тридцать не устраивают в честь Дня Победы общесельских застолий, которые нередко превращаются у нас в обычную пьянку [от чего в Темировке и отказались от таких празднований], местный воинский мемориал — он как раз и находится напротив храма, никогда не пустует. Заглянул туда и я. И поразился списками погибших сельчан [в качестве справки: оккупирована Темировка была 8 октября 41-го, а освобождена 13 сентября 43-го. При освобождении села погибли семь воинов Красной Армии]. А как не поразиться: фамилия Жовниренко, например, на мемориале указана… 21 раз.
Как мне подумалось, именно в этом трагическом списке саккумулирован весь ужас войны. Вся ее драма. С кровью и слезами…
Но довольно о грустном. Предлагаю побродить по селу, прислушиваясь к пению… петухов местных. Они очень не простые! Вы ж имейте в виду: от Темировки до границы Днепропетровской области — километр. До границы Донецкой — тоже километр. Отнюдь поэтому не преувеличивают сельчане из приграничного села, утверждая, что, просыпаясь с зарей, разливаюшейся вместе с утром ранним над степью просторной, темировские петухи три области ото сна пробуждают: свою Запорожскую и две соседние — Донецкую и Днепропетровскую. Ну а пока мы под пение петушиное будем неспешно по Темировке бродить, я кое-что из истории села расскажу. Из того, в частности, что узнал от гуляйпольских краеведов Ивана Кушниренко и Владимира Жилинского — авторов двух книг о Темировке.
В год освобождения крестьян Российской империи от крепостной зависимости, оказывается, в Темировке, в семье коллежского асессора Ивана Рачинского и баронессы Анны Корф, родился сын, нареченным сразу тремя [!] именами: Иоанн-Франц-Мария. Но не именами своими прославил Темировку сын асессора и баронессы. В истории Украины Иван Иванович Рачинский остался как автор симфонии, трех струнных квартетов, произведений для фортепиано, скрипки, виолончели, хоров и романсов — общим количеством свыше двадцати пята. Композитор, музыкальный критик, поэт и переводчик, переложивший на русский язык фундаментальный труд Лукреция «0 природе вещей», дожил до советских времен. Умер, к сожалению, в безвестности. Приблизительно в 1921 году. Даже могила его неизвестна. Вроде бы, в последний раз его как раз в 1921 году видели в Севастополе.
Родовым гнездом Темировка была также для барона Николая Корфа [с композитором Рачинским он состоял в прямом родстве]. Во всех энциклопедических изданиях педагогической направленности Николая Александровича характеризуют как «великого просветителя второй половины девятнадцатого столетия», а также «создателя земских школ». Между прочим, после его смерти поместьем матери барона в соседнем с Темировкой селе Нескучном (сегодня это Донецкая область] стала владеть дочь народного педагога Екатерина, вышедшая замуж за будущего всемирно известного драматурга и режиссера Владимира Немировича-Данченко, который до конца жизни был влюблен и в Нескучное, и в степь, убегающую мимо Темировки и Гуляйполя аж до самого Азова.
***
— Так вы, говорят, в селе самый главный? — вполушутку обращаюсь к директору местного сельхозпредприятия «Мир» Александру Чубу, возглавляющему предприятие [подумать только!] с февраля 1979 года.
— Не я, — не поддерживает шутку Александр Григорьевич, — народ. А мы возле него.
А вот еще одна запись из моего блокнота касательно Темировки: «Говорят, в селе вообще воровство отсутствует. Как явление».
— Это правда? — уточняю у Александра Григорьевича.
— Чистейшая! Наши люди не крадут.
— Такие сознательные?
— Не то, что сознательные. Не заведено у нас это. Издавна не заведено. Чужие, правда, бывает, потянут чего-нибудь. И сразу в селе узнают, кто сделал: а-а, так это ж племянник приезжал к таким-то. Это он взял. А наши на подлость никогда не пойдут.
Эта фраза и стала заключительно в моих записях о Темировке: «Наши на подлость никогда не пойдут. Чуб сказал».