— У меня много имен, — вкрадчиво произносит незнакомец, и по его невыразительному лицу бегут волны, как от камня, брошенного в воду, проступают другие черты, теперь это зеленоглазый блондин, и его раскосые глаза сияют, будто звезды. — А времени мало. Скоро произойдет одно событие… неприятное. Ты потеряешь все, что любишь, чтобы обрести гораздо большее…
От его слов в душе вскипает злость.
— Ты говоришь, как сраный Ваалов прислужник! Я не согласен терять! И жертвовать ничем не буду.
Незнакомец морщится, вскидывает руку.
— Тсс! Сколько эмоций. Ты должен понять. Ты точно так же раскрываешь спящие таланты у своих детей. — Он к чему-то прислушивается, смотрит сквозь потолок и торопливо заканчивает: — У нас нет другого выбора. Просто знай: так надо, от тебя многое зависит, и мы верим в тебя. Ваш мир устал от богов, а боги устали от вас. И да, мы знакомы.
Он щелкает пальцами и исчезает, остается лишь белесый огонек, перемещается выше, сливается со звездой, нарисованной на потолке. На его месте остаются символы, складываются в понятные буквы:
Шахар
Высшая сущность первого порядка
— Шахар?! — срывается с моих губ, и буквы светлеют, исчезают.
Мотаю головой, избавляясь от наваждения. Так это был ни хрена не сон?!
Меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, самолюбие противным голосом скрежещет: «Вот видишь, ты великий избранный» — а с другой, здравый смысл крутит пальцем у виска: «Ты уже с богами разговариваешь? Крысы мозги обгрызли?» И совсем тоненький голосок ребенка, который живет в каждом взрослом, пищит: «Как ты мог бога сраным обозвать?» И уже взрослый я ему возражает: «А чего он оделся, как черноротый? Откуда мне знать, что вот это — Шахар, а не глюк?»
Смотрю на часы: тринадцать тридцать, время обеда. Кладу флешку с заметками в тайник и мысленно рисую план, чем буду заниматься весь день. Мне нужно подняться на поверхность и досконально изучить местность, куда сядет транспортник. Желательно — снять на камеру.
Трикстер всегда должен быть готов принять бой и если надо — умереть, потому у каждого взрослого в нагрудном кармане — шприц-тюбик со смертельной дозой цианида, два пистолета, нож, противогаз, патроны. Налет зверобогих может произойти в любой момент, в свои тридцать один я пережил двадцать два. Семнадцать — как боец. Каждый налет обозначался звеном татуированной цепи, обвивающей руку — двадцать два звена как партии, выигранные у смерти. На моем счету пять флаеров и двадцать шесть уничтоженных экзоскелетов — больше, чем у сорокалетнего старожила Кена. И если раньше мы просто убегали, огрызались, только если нас загоняли в угол, как крысы, то теперь благодаря способностям техно — бьем в ответ.
И появление Шахара обнадеживает меня, придает сил и уверенности, что наш народ не брошен на произвол судьбы.
Столовая представляет собой длинную бетонную трубу с выровненным полом, в стенах — множество карманов, шахты, ведущие наверх, переплетающиеся провода, трубы и десятки ходов, разбегающихся в стороны — к комнатам, складам, прочим помещениям.
Тянет жареным, отчего в животе урчит. Я ускоряю шаг, запахи усиливаются. Вскоре появляются звуки — равномерный гул голосов, звон алюминиевых ложек. Тонко, на одной ноте визжит маленький ребенок:
— Я не будю это есть. Не будю. Аааааа!
А вот и столовая, разделенная на две части: детскую дальше и взрослую ближе ко мне. Раздаточная, где выстроилась очередь из четырех человек, посередине. Ребенок продолжает орать, и в голове свербит от его визга. Здороваюсь с теми, кого сегодня не видел, беру тарелку, ложку и кусок лепешки, ставлю это все на поднос, подталкиваю его к молоденькой круглолицей Наоми. Она плюхает два бурых сгустка с коричневыми вкраплениями и виновато пожимает плечами:
— Остатки гороховой крупы, картофель, лук, синт. Плюс витамины и микроэлементы.
Наоми была моей ученицей и так и осталась простой. Бедолага до сих пор меня боится.
Благодарю ее, сажусь за столик со Стариком Кеном, лишившимся левой кисти во время последней облавы, отправляю в рот обед… И понимаю орущего ребенка. Каша напоминает сырую землю, проще ее выплюнуть, но заставляю себя съесть все. Мы должны быть сильными, а питательных веществ в ней достаточно.
Ничего, завтра мы возьмем транспортник, и у нас появится нормальная вкусная еда. Мы больше не будем жрать эту землю вперемешку со мхом. Одним — солнце и небо, другим — сырость, плесень и ржавые трубы, одним — властвовать и жрать деликатесы, другим — пухнуть с голоду и давиться синтетическим дерьмом. Одним — повелевать и карать, другим — убегать и прятаться. Скоро это закончится.
Когда я был мальчишкой, в нашей стае было тридцать шесть человек. Теперь нас восемьдесят, и в это есть мой огромный вклад.