Апгрейд

Последние строки моего годового сочинения: «Мириады лет кружится наша Земля в хороводе больших и малых планет, и поэтому я хочу быть астрономом». При чём здесь кружение Земли и моё желание стать астрономом? Наверно, красиво звучит «мириады лет», и это меня покорило. А астрономом хотела ли я стать? В то время было и не понятно, «мириады лет», как мне казалось, возвышало меня по крайней мере в своих глазах, что для высокой самооценки важно, но я надеялась войти с высоким рейтингом в нашу летнюю компанию. Правда, слово рейтинг не был тогда в ходу. Хотелось быть отмеченной компанией. Надежда была на то, что «мириады лет» привлекут ко мне внимание старших ребят из нашего коллектива, которые всё прошлое лето использовали меня и моих дачных ровесниц в качестве массовки, дружно болевшей за них на футбольном поле, когда они красовались перед более старшими девчонками из посёлка за лесом. Ну вот, год прошёл, и мы подросли. И опять на футбольном поле разыграются нешуточные футбольные страсти. И у меня новые серые брючки узкие-преузкие, красивая полосатая кофточка и пышный конский хвост, но главный козырь у меня ещё и припасён – «мириады лет». Первый день у бабули на каникулах – это сумасшествие свободы. Нагонявшись на велосипеде «по кочкам, по кочкам», наевшись окрошки, бегом на заветное место встречи – футбольное поле, первый матч в сезоне. Девчонки-подружки тоже за год повзрослели и похорошели к моему удивлению, ну это и к лучшему – наши мальчишки не будут глазеть на девчонок из соседнего посёлка. Пусть концентрируются на своей территории. Тем более, они мне не конкуренция, не думаю, что они способны на интриги. А мне-то откуда известно это слово? Ну, конечно, из «Трёх мушкетёров». Недаром целый год упивалась интригами Версаля. Конечно, бабушкин дом не Версаль, но всё же все летние месяцы жизнь в дачном посёлке кипела, может, на градусы и повыше, чем на страницах романов, описанных Дюма. Вот и первая массовая тусовка. Народу собралось прилично, – всё же первый матч в сезоне. Капитан нашей команды указал нам на лучшие места для болельщиков и велел там обосноваться. Тоже явно интриговал, Дюма был им за год явно перечитан. Опять нас использовал как массовку. Не понимает, что нам, правда, всё интересно, происходящее на поле.

А капитан был объектом притягательности вдвойне для «дам нашего дачного общества». Он был из дачников. И он был всегда самый, самый… Самый высокий, самый красивый, самый умный, – вздыхали все девчонки в округе. У него всегда было всё самое лучшее – первые джинсы, первая жвачка, кола и множество искромётных цитат, на которые местная братия реагировала молча, потому что не знала, как реагировать. А он всё блистал и блистал эрудицией, иногда, чтобы все не сомневались в достоверности его пассажей, добавлял своё коронное выражение – «кроме шуток». Какие же уж тут шутки, когда в реальную жизнь входит «небожитель». А въезжал он на дачу прямо как принц. Его привозили в умопомрачительной машине, как бы сейчас сказали, представительского класса, но тогда это была реально представительская машина. Когда «принца» высаживали у дачи, его папа перед отправкой водителя домой, обязательно уполномочивал его прокатить местную детвору до поворота, чем с радостью мы и пользовались. Хоть на минуточку почувствовать себя королевских кровей. Что за блаженство утонуть в мягких кожаных сиденьях и при этом, слегка покачиваясь, проплыть по нашей улице на зависть тем, кто не поместился в этом представительстве царской роскоши. Пусть минут пять фантазии делали тебя принцессой, но этого и достаточно. Пять минут гордой осанки можно было выдержать. Пять минут для «положение обязывает» было мне вполне достаточно. У поворота «счастливчики» покидали авто. Они мчались поделиться впечатлениями с обделёнными в этот раз ритуала «до поворота». Но в это лето мне ритуал «до поворота» показался слишком детским, я уже закончила начальную школу. Поэтому по прибытии «королевской четы» и отправки кортежа обратно я не стала принимать участие в традиционном ритуале. Тем более что принц умопомрачительно возмужал. Ну и я уже Дюма перечитываю, поэтому, как мне казалось, более правильно было остаться в кружке «обделённых царской милостью», но со снисходительной улыбкой на лице. Эта снисходительность означала, что я уже не малышня-ребёнок, и, естественно, внимание на это должны были обратить все. Конечно, главное – Он.

«И что же не поехала? Кроме шуток», – замерла я от погрубевшего голоса «принца». Так как Дюма был ещё не полностью проштудирован, науке общения с принцами я не была просвещена до конца.