Аплодисменты

Быстро одеваюсь и иду к кинотеатру «Москва» встретить Машу. Я ведь мать. Есть у меня обязательства. Выхожу на площадь Маяковского — кипит, шумит, бурлит жизнь. На улице я уже забываю, куда намеревалась идти. Ключи у Маши свои. И вообще, она бы удивилась тому, что я ее встречаю. С чего это вдруг? У нас с ней суровые отношения. Я, не задумываясь, иду куда глаза глядят. Предоставляю чему-то там внутри выбирать переулки, чередовать их безмолвие с шумной улицей Горького. Люди спешат. Лица у всех озабоченные. Всех ждет работа… А сколько вокруг объявлений. И все требуются, требуются, требуются… А я свободна, как птица! «Птица, которая хочет трудиться». Но мой труд особый. Он и дефицит, он и… а что «и» — не знаю… Знаю, что мне вот неловко остановить спешащего в театр на репетицию бывшего коллегу. О чем спросить? Ведь разговор будет не на равных. И я опускаю глаза, сдвигаю брови, образовав на лбу озабоченность, и тоже спешу! И оба, увидев друг друга, отлично играем, что не узнали. Но и в эту минуту сожаления об уходе из театра никакого. И на его месте я не хотела бы быть. Удивительно, но от этого становится легче. Все же иду, иду каким-то своим путем. Такие мимолетные встречи вызывают освежающие толчки, которые приободряют и встряхивают. Это как иногда кажется, что ты больна, что у тебя жар. А смеришь температуру — она 36, 6°. Значит, ты здорова. А это — главное.

Я боялась казаться жалкой неудачницей. Казалось бы, что тут бояться? Неудача, временная потеря везения. Но однажды я была свидетелем, как здоровый красивый человек в исступленной истерике кричал своей жене — в то время популярной актрисе: «Я неудачник! Понимаешь ты такое, ты, звезда, ты этого не можешь понять, ты, ты, ты… я, я, я…» О, себя он, видно, обожал. Красивый, здоровый, молодой человек — и неудачник. Не увязывались в нем эти две вещи. Будь на его месте хиленький, болезненный, так его и пожалеешь, и не задумаешься над понятием «неудачник». Не выходил у меня из головы тот энергичный неудачник. А может, дело в том, что пошел не по той дорожке? Про себя трудно сказать: занялся я, ребята, не своим делом. Нет, человек, выбравший правильный путь, с руками, ногами и здоровой головой, не может быть неудачником.

Еще было страшно превратиться в человека одержимого, который говорит всегда одно и то же, ну, слово в слово. Вчера ему все сопереживали. А сегодня его боятся и избегают. Он, бедный, ходит и ходит по заколдованному кругу. Хочет изменить траекторию. Но опять и опять выходит на свое наболевшее…

…Стою в очереди. В галантерейном магазине красивые коробочки с импортным туалетным мылом. Глаза рассматривают пол магазина, на котором жижа от грязного снега и следы от разнообразной обуви. Боюсь поднять глаза и встретиться с чьим-нибудь взглядом. Ведь они, глаза проклятые, сами кричат: «Товарищи! Это я! Неужели же я так изменилась?» И у человека вдруг во взгляде что-то вздрогнет. Мол, что это с дамочкой? Или — где я ее видел?… Или просто кивнет, как дальней и забытой соседке. Или узнает… Но узнавали редко. Узнавали те, у кого была редкая зрительная память и музыкальность души. А если и заговаривали со мной, то — отмечу как феноменальный факт — все, без единого исключения, задавали один и тот же вопрос: «Почему вы не снимаетесь?»

…Бог с ним, с этим заморским мылом. Я люблю наше, Машино — «Детское». Хотелось для разнообразия. Но вот так безнадежно стоять в очереди, будь оно неладно. Выбралась, иду… Мысли, одна перебивает другую… И… ни одной спасительной. Завтра и послезавтра… Будет одно и то же. В скверике сажусь на лавочку. Тупо смотрю на заиндевелые деревья. «Посмотрите, какие сосульки прелестные, сломайте мне одну, вы такой высокий, гражданин». Я вглядываюсь в эту женщину, которую так восхищает сосулька. Нет, хорошо сейчас мудрому медведю. Наелся себе за лето. Залез в берлогу. И — привет, товарищи, до встречи в новом году!

Если ты на скамейке сидишь одна, значит, это не просто так. Ведь на скамейке должны сидеть двое. Как пелось в «Кубанских казаках»: «Ворон с Галочкой сидит на скамейке рядом».

— Ох, присяду с вами. Не возражаете? — Ворон тут как тут. — Что-то вы не очень того…

— Чего того?

— Ну, эта…

— Что эта?

— Ну эта, неразговорчивая…

— А что я вам должна сказать, дорогой товарищ?

— Ну вот, сразу обижаете — «дорогой товарищ»… Я вас вежливо спросил: не возражаете… ну, в смысле моего приседания…

— Вы же уже присели, не дожидаясь моего согласия на ваше приседание.

— У-у, какая вы…

— Не ваше дело…

И бегу. И самой стыдно за свою грубость. Ну присел, да, присел… Нервы не выдержали…