Апофеоз (СИ)

Люцифер вмиг взмахнул рукой и остановил одной силой мысли Инферно, который секундами ранее отвесил Сакуре сильную пощечину, разбив ей губу. У неё были силы на регенерацию, но не на бой с самим Палачом. Последний оскалился и недовольно рыкнул:

- Отпусти меня. Я делаю свою работу!

Мадара улыбнулся и покачал головой, уверенный в собственных силах. Он услышал мою просьбу… Я облегченно выдохнул, но видимо зря. Всё, что происходило дальше, было чистой воды безумием. Наверное, именно этого мне и нужно было страшиться более всего и обращаться с мольбами к тем, от кого я давно отрекся.

Инферно свистнул и этим самым внес в тронный зал настоящий хаос – стая Церберов, его любимых песиков, которых он любил, как собственных детей, ворвались и набросились на Люцифера, который явно не ожидал такой подлости. Они, бешенные и неуправляемые, жутко скалясь и брызгая ядовитой слюной, пытались разодрать на части Сатану, и им на помощь вскоре подоспели жалкие Демоны – приспешники Инферно.

Инферно сделал то, что мечтал сделать у нас на глазах. Не надрываясь особо и не тратя много сил, он быстро усмирил вырывавшуюся девушку, отсекая под корень все попытки сбежать из-под него. Прямо на полу, на раскаленных камнях, Палач прижал податливое девичье тело и разорвал последние лоскуты одежды, что безобразно свисали с неё до этого.

Я кричал, умолял, унижался перед ним и даже плакал, звеня цепями и взывая о помощи у Люцифера, который был занят, отбиваясь от злобных Церберов. Конечно, эти песики не могли убить Мадару, но вот занять его на время, отвлечь ненадолго – запросто. Они проигрывали в силе, но выигрывали в количестве.

Инферно, смеясь надо мной и братом, делал своё грязное дело, царапая её хрупкое тело и оставляя на нём глубокие порезы и раны. В эти мгновение во мне умирала какая-то частичка меня. Она была уничтожена, разбита вдребезги, и то, что осталось от моего холодного сердца, превратилось в ничто. Адский Палач насиловал её прямо на моих глазах, и я ничего не мог сделать в этих проклятых оковах. Только кричал и плакал, как маленьких ребенок, у которого отняли его игрушку.

Инферно не стал растягивать это дело надолго и закончил в тот момент, когда Сакура, полуживая, чуть не потеряла сознание. Я удивлялся, как она, униженная и оскверненная, держалась и, глотая собственные слезы, не проронила ни слова, а лишь дрожала, устремляя свои зеленые, святящиеся глаза то на меня, то на Итачи.

Извиниться перед ней после всего того, что произошло? Я не заслуживаю этого прощения. Я не заслуживаю отныне ничего того, на раньше мог заявить права. Ведь мне не удалось даже сберечь то единственное, что стало ценным для меня и моей прогнившей души…

Инферно отбросил девушку подальше от себя, и та, столкнувшись со стеной, вновь повернула голову к Инферно. Глаза её со злостью и ненавистью взирала на Палача, а тот лишь смеялся.

Наверное, никто из нас не заметил этого, если бы не тихие слова Сакуры, которые, словно гром, повергли нас всех:

- А теперь взгляни на своё брюхо, ублюдок, и подчинись мне…

Все наши взгляды тут же оказались прикованными к Инферно, на животе которого красовались два символа заточения, и ни у кого из нас больше не оставалось сомнений по поводу её личности.

- Мразь, - взревел Инферно, догадавшись, наконец, кого он осквернил. – Тупая шлюха!

Он хотел было сделать к ней навстречу несколько шагов, но Сакура успела сказать своё твердое слово осипшим голосом:

- Убей Мадару.

Инферно задрожал всем телом, пытаясь противиться Святой Метке, но в конечном итоге присоединился к Церберам, которые пытались растерзать Сатану. Я лишь успел услышать, как Люцифер проклял своего верного соратника перед тем, как вступить с ним в схватку прямо в тронном зале. Огромное помещение стало полем битвы для двух величайших Падших Ангелов, которые разрушали всё, что попадалось под руку. Они в одночасье истребили своей громадной силой всех Церберов, от которых осталась только черная жижа на стенах.

Сакура утерла свои слезы с щек и негромко проговорила:

- Ваал, будь добр, освободи их.

В эту же секунду прямо перед нами оказался уже знакомый мне змей, который никогда не отличался честностью и преданностью. На его ладонях я случайно заметил Метку и вопросов у меня не осталось. Разве только: когда Сакура успела пометить и его? Ваал, или как его называли в узких кругах – Орочимару, выглядел потрепанным и измученным – ему явно не хотелось подчиняться, но метка управляла его телом и разумом. В его руках уже был заветный ключик, который и освободил нас от оков.

Меня не интересовал тот факт, что я сам еле на ногах держался. Меня больше волновала жизнь той, которая уберегла мою жизнь и жизнь моего брата от неминуемой смерти.