Апок, зазыватель бизонов

– Не все ли равно, сколько народу здесь было? – чуть не плача, перебила меня старая Сюйяки. – Я знаю только, что они унесли мой блестящий котелок.

– Брат, я очень голодна, – вмешалась Питаки. – Нельзя ли поджарить мяса и поесть?

Я тоже об этом думал. Все мы очень проголодались, так как со вчерашнего дня ничего не ели. Быть может, человек, побывавший возле нашего костра, все еще находился неподалеку, но голод одержал верх над благоразумием.

– Разведите костер и зажарьте побольше мяса, – сказал я женщинам, – а пока вы занимаетесь стряпней, я буду караулить.

Я отошел от костра и спрятался за деревьями, держа в руках ружье со взведенным курком. Спустилась ночь; пламя освещало стволы деревьев и землю у костра, а дальше притаились черные тени, и в темноте я ничего не мог разглядеть. Мне было не по себе; я зорко всматривался в темноту, прислушивался, не затрещит ли сухая ветка, не раздастся ли шорох ног, обутых в мокасины. Я решил стрелять, как только мелькнет какая-нибудь тень, а затем броситься вперед и использовать ружье как дубинку.

Долго стоял я на страже. До меня донесся запах мяса, и я почувствовал острый голод. Я видел, как моя сестра переворачивает куски мяса, и знал, что ужин скоро будет готов. И вдруг я вздрогнул: из леса выскочил кролик, пересек освещенный круг у костра и исчез в темноте. Кто спугнул его? Или враг крадется к нашему костру?

Широко раскрытыми глазами впивался я во мрак и, полуоткрыв рот, напряженно прислушивался. Кто испугал кролика? Койот или лисица? Нет! Я бы услышал шорох в траве. «Человек, враг, прячется в темноте», – сказал я себе.

Но, как назло, в эту минуту Сюйяки окликнула меня:

– Сын мой, иди, мы приготовили тебе поесть!

Я не ответил. «Зачем она кричит так громко?»– с досадой подумал я.

Снова она меня окликнула, еще громче, чем в первый раз:

– Иди же к костру, сын мой!

Едва замер ее оклик, как из темноты донесся голос:

– О, мое родное племя! Не стреляйте! Я иду, иду!

И к костру подбежала маленькая старушка, закутанная в кожаную шаль, расшитую иглами дикобраза. В руке она держала котелок, наш медный котелок! Я бросился ей навстречу и, посмотрев внимательнее, убедился, что вижу ее впервые. Кто это – человек или призрак?.. Или, быть может, наши враги хотят заманить нас в ловушку? Нет! Только люди нашего племени могут говорить на языке пикуни так, как говорила она!

Старуха бросила котелок на землю, опустилась на колени подле Сюйяки и, обняв ее, воскликнула:

– О, какое счастье после всех этих долгих зим быть снова с вами, людьми моего родного племени! О, говори! Скажи мне что-нибудь. Я хочу снова услышать родную речь.

Сначала Сюйяки отталкивала старуху, пыталась высвободиться из ее объятий, но вдруг сама ее обняла и закричала:

– Я тебя узнала, хотя ты и стала совсем старой! Я тебя узнала по этому шраму около рта: ты Асанаки11. Много лет тому назад, когда мы заключили на одно лето мир с кроу, ты вышла замуж за одного из них.

– Да, да! Это я! А ты… ты… О, столько зим прошло, и мы обе состарились. Я не знаю, кто ты.

– Сюйяки.

– Ты – Сюйяки! Мы были подругами. Вместе играли. О, Сюйяки, пожалей меня! Я так несчастна! – воскликнула незнакомая старуха.

– Не горюй, – сказала ей наша «почти мать». – Сейчас мы поедим, а потом ты нам расскажешь, как это случилось. что спустя столько зим мы встретили тебя здесь.

Сестра протянула мне мясо, приходившееся на мою долю, но обе старухи были так взволнованы встречей, что забыли о голоде.

– Расскажи нам, расскажи, как очутилась ты здесь совсем одна, – попросила Сюйяки.

– Я чувствовала, что должна вернуться к людям моего племени и умереть среди них, – ответила старуха. – Мой муж был добрый человек, я его любила, умер он месяц тому назад. Был у меня один сын, сильный и смелый. Прошлым летом, купаясь со своими друзьями в реке Лось, он вдруг вскрикнул и пошел ко дну – «подводные люди» увлекли его в свои владения. Когда умер мой муж, я поняла, что не могу больше оставаться с кроу. Кто они мне? Я их ненавидела. О пикуни они всегда говорили дурно, называли их трусами, ничтожными людьми. Как-то проходила я мимо вигвама, где пировали и курили вожди, и один из них крикнул:

– Ха! Пикуни? Они – трусливые псы!

Услышав это, я так рассердилась, что отодвинула занавеску у входа, заглянула в вигвам и сказала:

– Если пикуни – трусы, почему не вернетесь вы в долину реки Миссури, откуда они вас выгнали? Ведь это ваша страна, не так ли? Она принадлежала вашим отцам. Ну так отнимите же ее у трусливых пикуни.

Я опустила занавеску и побрела дальше, а они в ответ не сказали мне ни слова и долго сидели молча. Я их пристыдила.