Апокалипсис: катастрофы прошлого, сценарии будущего

Как признался подполковник юстиции Олег Гончаров, первое впечатление от девятого отсека – именно там находились тела погибших, которые нужно было извлечь в первую очередь, – было просто кошмарным: «На лице – маска индивидуального дыхательного аппарата, на теле – защитный комбинезон. Движения скованны, дыхание тоже. Сбился с ритма – начинаешь задыхаться. В девятом – кромешная темнота, вода с грязью и маслом. Воды много – где по колено, где по пояс. Палуба идет под уклон в сторону кормы. Посветил фонарем – вокруг какие-то бумаги, тряпки плавают. В воде и на стойках аппаратуры – с десяток использованных дыхательных аппаратов и несколько спасательных гидрокостюмов: ребята боролись за жизнь. Отсек очень тесный, но пять тел можно разглядеть сразу. Ближайший ко мне подводник плавал лицом вниз в дыхательной маске. Другой… Он сидел на ящике, прислонившись спиной к стойке с аппаратурой, как будто спал. Его ноги оказались под трубой, она не давала ему всплыть. Все это казалось неправдоподобным, напоминало картину из какого-то мистического триллера».

Извлечение тел погибших стало сложнейшей из задач первого этапа работ на «Курске». В одном из отсеков, к примеру, следователи нашли моряка, застрявшего в люке между первой и второй палубами. Похоже, он поднимался, когда на лодке прогремел второй взрыв, потому и остался в люке. Его попытались вытащить на первую палубу, но выяснилось, что нога погибшего застряла под люком между скобами вертикального трапа. Подступы к люку были затруднены, а спуститься на нижнюю палубу следователи не могли: она в то время была затоплена. Группе, работавшей в отсеке, понадобилось более пяти часов, чтобы достать погибшего из лодки.

«Мы понимали, что торпеды могут рвануть, но страха не было»

В «Курске» криминалистов и медиков на каждом шагу подстерегала опасность: взрывчатые вещества, неизрасходованные запасы регенерации, которые даже при кратковременном соприкосновении с маслом могут взорваться, завалы, готовые в любой момент обрушиться на голову, и ядовитые испарения в отсеках. Следователи рассказывали, что чувство времени внутри лодки здорово притуплялось.

Поэтому всем, кто там работал, приходилось присматривать друг за другом, следить за аварийными лампочками на дыхательных масках – они загорались, когда заканчивался кислород. Генерал Юрий Яковлев, первый заместитель Главного военного прокурора, который работал на субмарине наравне с подчиненными, однажды так заработался, что еле успел выбраться из девятого отсека – маску с него сорвали прямо у выходного люка.

Следственная группа работала на износ, люди спали по несколько часов в сутки, в свободное время писали протоколы осмотра отсеков. Усталость стерла все эмоции и здорово притупила даже чувство опасности. Ярче всего это проявилось, когда в носовых отсеках субмарины начали находить неразорвавшиеся фрагменты боевых торпед. В первый раз нашли кусок боеприпаса, в котором находилось 150 кг «морской смеси» – взрывчатки, способной разнести отсек и работавших в нем людей. Во второй раз количество обнаруженной взрывчатки составляло четверть тонны.

«Все мы люди военные и прекрасно понимали, что торпеды могут рвануть, – сказал капитан юстиции Сергей Михайлов. – Но страха или тем более нервных потрясений ни у кого в связи с этим не было. Помню, когда нашли второй фрагмент, у меня это вообще никаких эмоций не вызвало. Позвали взрывотехников, они подтвердили: да, взрывчатка. Наша группа тогда спокойно из отсека выбралась и пошла передохнуть. Человек привыкает ко всему».

«До встречи. 14 августа 2000 года»

Следователи находили в отсеках личные вещи, одежду, документы погибших подводников. Форменная тужурка капитана 1 ранга Геннадия Лячина была одной из первых подобных находок. В третьем отсеке нашли сразу четыре комплекта офицерской формы, а в них удостоверения личности, индивидуальные жетоны, ключи от квартиры, записные книжки…

После предсмертной записки мичмана Борисова, в которой моряк прощался с семьей, – люди, видевшие эту записку по долгу службы, говорят, что без слез ее читать трудно, – следователи записок больше не находили. Но в лодке оставались «весточки» от экипажа «Курска».

В реакторном отсеке нашлась часть бортовой документации и личные вещи, среди которых лежало неотправленное письмо. Следователь был потрясен, когда увидел, что письмо датировано 14 августа 2000 года. Позже выяснилось, что в происхождении послания, которое, как казалось, было написано через двое суток после гибели лодки, не было ничего фантастического. Именно в этот день «Курск» должен был вернуться с учений на базу, и автор, будучи твердо уверен, что 14-го сможет отправить письмо из Видяева, пометил его этой датой. И писал подводник как бы из Видяева – он рассказывал в письме, что лодка только что вернулась на базу, и делился с близкими своими планами на предстоящий отпуск…