Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов

— Мы все тонули уже больше тысячи раз каждый, — тихо сказал он. — Нас съедали, взрывали, мы страдали от смертельных болезней. Хуже всего тонуть. Каждый раз, когда я чувствую удушающее действие воды, слепую панику, когда задыхаюсь…

— Фицуильям, — сурово спросила я, — где это проклятое место?

Он глубоко вздохнул и понизил голос:

— Мы Устная традиция, но мы не рассказ — мы семинар по этике.

— То есть вы все предполагаемые персонажи во время лекции?

Фицуильям кивнул с несчастным видом. Стюард как-то небрежно подал мне клещи, напомнив при этом настойчивым шепотом, что осталось всего три минуты.

Я рассеянно взглянула на клещи, на Джебедайю, потом обратно на Фицуильяма, который стоял, уставясь в пол. Столько страданий на борту этого корабля и так долго. Возможно, выход все-таки есть. Беда в том, что подобные радикальные действия в Устной традиции могли угрожать жизни лектора, ведущего семинар. Но что важнее? Благополучие одного реального профессора этики или безжалостное мучение его подданных, которым приходится подвергаться его садистским гипотетическим дилеммам по два часа три раза в неделю? Когда вы рассказываете трагическую историю, в Книгомирье кто-то умирает по-настоящему. Я находилась в Устной традиции. Потенциально в лучшем ее изложении — и в самом разрушительном.

— Мактавиш, приготовьте шлюпку к спуску. Я ухожу.

Мактавиш взглянул на Фицуильяма, тот пожал плечами, и здоровяк шотландец вышел вместе со своими татуировками.

— Этот выбор не предусмотрен, — сказал Фицуильям, — вы не можете этого сделать.

— У меня есть опыт Устной традиции, — сообщила я ему. — Все эти сценарии имеют место только потому, что я здесь, чтобы вершить в них суд. Вся эта штука движется только в одну сторону — по нисходящей спирали все более невозможных нравственных дилемм, и в результате в живых не остается никого, кроме меня и еще кого-то, кого меня заставят убить и съесть или еще что-нибудь. Если я устранюсь из этого уравнения, вы свободны плыть по морю беспрепятственно и безопасно.

— Но это может, это может…

— …повредить лектору, даже убить его? Возможно. Если бомба взорвется, вы поймете, что я проиграла, а с ним все в порядке. Если нет, вы все спасены.

— А вы? — спросил он. — Вы-то как же?

Я похлопала его по плечу.

— Не волнуйтесь за меня. Думаю, вы достаточно пострадали от Той Стороны.

— Но наверняка… мы сумеем подобрать вас, если все пойдет хорошо?

— Нет, так не получится. Это может быть уловка. Я должна покинуть судно.

Я выбежала из кают-компании и метнулась к борту, где Мактавиш уже спустил шлюпку. Палубные матросы удерживали ее у борта за передний и задний концы, и она билась о корпус, подхваченная волнами. Когда я перекинула ногу через поручень, чтобы спуститься, Фицуильям схватил меня за руку. Он не пытался остановить меня — он хотел пожать мне руку.

— До свидания, капитан… и спасибо.

Я улыбнулась.

— Думаете, доберетесь до порта Совпадение?

Он улыбнулся в ответ.

— Постараемся изо всех сил.

Я спустилась по веревочной лестнице в шлюпку. Они отпустили оба конца, и лодка бешено заскакала, подхваченная бортовой волной. Мне показалось, что я сейчас перевернусь, но она удержалась на плаву и быстро стала отставать от уходящего корабля.

Я отсчитывала секунды до взрыва бомбы, но его, к счастью, не последовало, и через море до меня донесся радостный вопль сорока людей, празднующих избавление. Я не могла разделить их воодушевление, поскольку где-то в университете лектор по этике внезапно упал, сраженный инсультом. Вызвали врача, и, если повезет, он выкарабкается. Может, даже снова будет читать лекции, но уже не с этим экипажем.

«Нравственная дилемма» отдалилась от меня минимум на четверть мили, а через десять минут осталась только мазком дыма на горизонте. Еще через полчаса она пропала окончательно, и я оказалась сама по себе посреди бесконечно простирающегося во все стороны серого моря. Я порылась в сумке, обнаружила плитку шоколада и мрачно слопала ее, а потом просто сидела на банке шлюпки и таращилась в серое небо, чувствуя себя безнадежно потерянной. Я откинулась на спину и закрыла глаза.

Правильно ли я поступила? Трудно сказать. Лектор не мог знать о страданиях, которым он подвергал своих условных персонажей, но даже если знал, вероятно, оправдывал себя тем, что их страдания стоят благ его студентов. Если он выжил, то я смогу поинтересоваться его мнением. Но это маловероятно. Спасение виделось очень отдаленной вероятностью, и в этом заключалась суть возражений против этических дилемм в целом. На высоте остаться невозможно ни при каких условиях. Единственный способ победить — не участвовать в этой игре.

Глава 34 Спасение/Плен