Апокалипсис от Кобы. Иосиф Сталин. Начало

На Красной площади траурную эстафету приняли другие любимцы Ильича. Пар валил на морозе. Разожгли костры прямо на площади. Еле видные в морозном дыму Каменев, Рудзутак и Томский установили гроб на деревянном помосте перед кубом-склепом. В морозном облаке перед гробом прошли маршем, этакими призраками, красногвардейцы. После плохо слышных на морозе речей вождей глава комиссии по похоронам Дзержинский и все будущие убиенные Томский, Зиновьев, Бухарин, Каменев, Рудзутак вместе со своим будущим убийцей Кобой внесли гроб во временный склеп.

Помню, как вошел туда я…

Внутри в мерзлой яме в гробу под стеклянной крышкой лежал Ильич.

Коба велел украсить его наградой, на груди у него красовался орден Трудового Красного Знамени и значок члена ВЦИК.

Орден на Ильиче вызывал недоумение, ибо он всегда был категорически против награждений самого себя и никаких орденов не имел. Но поэт Коба нашел поэтический выход: оказалось, некий герой гражданской войны, проходя мимо Ильича, снял с себя награду и возложил на грудь любимого Вождя.

Вернувшийся в Москву обозленный Троцкий выяснил, что это был орден, которым недавно наградили Клару Цеткин. Автор идеи Международного женского дня находилась в Берлине и не успела получить его. Орден оказался свободным.

Прощание с Парвусом

Почти через год после смерти Ильича мне удалось пробиться к Парвусу.

Я приложил много трудов. Сначала сообщил Толстяку, что добрый Ильич перед смертью просил разрешить ему въезд в СССР, что у меня есть для него приглашение. Недоверчивый (точнее, хорошо нас знавший) Парвус все колебался.

Наконец согласился встретиться…

Он жил на острове на озере Ванзее.

Озеро Ванзее – райский уголок в окрестностях Берлина, место отдыха горожан. На озере – два острова. Великолепная вилла Парвуса стояла на меньшем – Лебедином острове.

Дверь мне открыл дворецкий. Он провел меня в кабинет…

У камина стояли два кресла, на одном сидел Парвус, второе было для меня. Я не видел его восемь лет. Парвус изменился. Он еще больше, безобразнее растолстел, и теперь жирное чудовище не помещалось на обычном стуле. Он сидел на специально сделанном для него двойном кресле, тяжело, со свистом дышал. Огромный подбородок висел, будто манишка, закрывая грудь.

Я еще раз сообщил Толстяку, что его просьба удовлетворена и ему дадут визу. Он поблагодарил, но предупредил, чтоб с ним не шутили. Если что-нибудь с ним случится в СССР, тотчас будут опубликованы документы о получении нами немецких денег…

Далее все было просто и скучно. Он пил чай, когда я захотел ознакомиться с документами. Он встал и отправился за бумагами.

И получил мою добавку к чаю. (В нашей лаборатории ядов создали первый бесследный яд, о котором расскажу в дальнейшем. Этот неопределимый в организме яд провоцировал «событие» уже через час.)

Он допивал чай, пока я читал его опасные документы – просьбы Парвуса о выделении денег Ленину и нашей партии, сообщение немецкого штаба о перечислении этих денег. Прочитав, вернул бумаги, тепло простился с Парвусом.

Ночью мои люди посетили виллу и документы изъяли.

Парвус, недвижный, лежал в кресле и смотрел незрячими глазами на то, как аккуратно открывали сейф, вделанный в стену в его кабинете. (Он оказался предусмотрителен. Изъятые документы оказались копиями. К сожалению, подлинники неприятных бумаг, как я уже писал, хранились в немецких архивах и будут опубликованы после войны.)

Известие о смерти Парвуса я прочитал в газетах. Газеты сообщали, что он умер от обширного инфаркта 12 декабря 1924 года.

Газеты эти я сохранил.

Я вернулся в Москву в начале 1925 года.

Коба вызвал меня в Кремль в полночь. Теперь он окончательно переключился на работу ночью, и ночная жизнь стала для него дневной.

Я уже знал, что на первом после смерти Ленина съезде Коба единогласно был переизбран Генеральным секретарем. Мне было очень интересно услышать от него, что произошло на съезде. И я все танцевал вокруг да около… Наконец он заговорил сам.

Начал насмешливо: