Апокалипсис от Кобы. Иосиф Сталин. Начало

В Хельсинки находился тогда наш главный человек в Финляндии – Отто Куусинен. Это был вчерашний социал-демократ, несколько раз избиравшийся в парламент, член потерпевшего поражения революционного правительства «красных» финнов… Куусинен жил в подполье, на конспиративной квартире. Его молоденькая хозяйка смешно ревновала маленького лысого Куусинена. С гневом рассказывала мне, как он умудрился переспать со всеми нашими женщинами – связными, которых мы к нему посылали. Она его любовно называла «проклятый финн с вечно задранным х…м».

Я передал Куусинену предложение Ильича переехать в Россию и навести порядок в Финской компартии. Куусинен ответил загадочно. Мол, он готов переехать к нам, но находящиеся в Петрограде руководители финской партии не позволят. Особенно его не любят братья Райхья. (Один из них – тот самый финн, с которым мы вели Ильича в Смольный. Другой при помощи братца прорвался к власти в Финской компартии и Коминтерне.) Изложив все это, Куусинен сказал, что тем не менее желание Ленина для него закон. И он постарается навести порядок в Финской компартии, не выезжая из Гельсингфорса.

Я передал загадочный ответ Ильичу. Дальше события понеслись стремительно. В Павловских казармах начали появляться незнакомые красногвардейцам финны. Они произносили пламенные речи о зажравшемся руководстве партии, которое тратит на шлюх и водку коминтерновские деньги, предназначенные на революционный поход в Финляндию. Это была спичка, и пламя загорелось. Финны принялись яростно митинговать. Вскоре наступила развязка. Во время очередного Пленума ЦК Финской компартии в зал ворвались финские красногвардейцы. Они деловито перестреляли весь президиум. Одним из первых был убит Райхья. Отстрелявшись, нападавшие не бежали, а сдались появившейся милиции. В тюрьме написали Ленину коллективное письмо о том, что они были не убийцами, но судьями. Ибо осуществили «суд финского народа над обуржуазившимися партийными ворами».

Исполком Коминтерна и взбешенный глава Коминтерна Зиновьев объявили расправу белофинским заговором. Хоронили финских товарищей торжественно на Марсовом поле. Помню, как я рассказал всю эту историю Кобе.

Он долго ходил по комнате, потом сказал:

– Хорошо иметь дело с умным человеком.

Уже вскоре Куусинен был в Москве. Все наивные смутьяны-убийцы навсегда исчезли в тюрьме. Лысенький Куусинен тотчас стал одним из руководителей Коминтерна и Финской компартии.

Таков был человек, которого я застал в кабинете Пятницкого…

Пятницкий сразу огорошил меня:

– Вы, конечно, не знаете, но Ильич тяжело болен. – Так я впервые услышал этот великий секрет. – Мы счастливы сегодня сделать ему настоящий подарок. Мечта Ильича сбудется, – и Пятницкий торжественно произнес: – Сегодня ночью случится то, что и вы и мы готовили почти пять лет! Революция в Германии! В полночь рабочие отряды в Берлине захватят ратушу, министерства, полицейское управление, государственный банк, важнейшие железнодорожные станции. В эту же ночь восстание продолжится по всей Германии. Уже к утру все главные города перейдут в руки коммунистов. Это и есть наш великий подарок больному Ильичу…

Я с изумлением слушал его. Никто из моих агентов не сообщал ничего подобного. Я сказал ему это.

– Но ваши агенты не могли ничего знать. Гриша (Зиновьев) велел держать это в строжайшей тайне, – ответил Пятницкий. – Восстание готовил наш отдел. Через одного преданного коммуниста, личного агента Гриши мы передали… – И он назвал мне астрономическую сумму. – Этот человек вчера нам сообщил: «Все готово! Пора!» В Берлин уже выехали Радек и Стасова. Гриша велел начинать. Сейчас мы ждем условленной телеграммы из Берлина – о начале восстания.

Лубянка, как я уже писал, давно контролировала Коминтерн. И в какой бы тайне они ни готовили восстание, я не мог не узнать об этом. Созданная мною сеть была связана с немецкими рабочими отрядами. И тем не менее я ничего не знал.

Но зато я был знаком с их агентом – «преданным коммунистом, личным агентом Гриши». В одну из первых поездок в Берлин я, по заданию Гриши, передал ему деньги. Дело происходило на его конспиративной квартире. Там я увидел картину воистину фантастическую. Валюта лежала всюду. Банкноты торчали из книг, альбомы с фотографиями были переложены долларами. Валютой оказались набиты чемоданы, папки… Помню, под кроватью, почему-то в ночном горшке были сложены привезенные кем-то из Гохрана очередные бриллианты…

Вернувшись, я доложил обо всем Зиновьеву. Он грубо попросил меня не вмешиваться в дела, которые меня не касаются, если не хочу схлопотать пулю! По привычке первых дней Революции этот нервный трусливый паникер-интеллигент обожал грозить расстрелом.

Так началась эта удивительная ночь. Мы сидели в кабинете Пятницкого – в окна был виден Кремль.

– Завтра эти звезды будут гореть над Берлином, – мечтательно сказал Пятницкий.

Куусинен молчал.