Апокалипсис в шляпе заместо кролика. Книга вторая

Куда же направил свой ход этот незнакомец для многих с ним незнакомых людей, а для нас не пребывающих в этом качестве, как уже можно догадаться, это был Илия, кто обговорил свою встречу с Мишей, то об этом тоже не трудно догадаться – под своды того заведения, где трудился Миша, сейчас разнося по фургонам отсортированные по своим заказам коробки. Где Миша за всем этим своим занятием и своей трудолюбивостью, и позабыл о том, чего он так весь вчерашний вечер и утро этого дня страшился и ожидал – встречи с Илией. Так что вполне можно было спрогнозировать его стрессовое состояние лица, когда он, перенося стопку коробок, вдруг натолкнулся на того самого типа, встреча с которым ему принесла столько душевных волнений.

И только благодаря большому хладнокровию Илии, который уловил Мишу, падающего с коробками, и тем самым не довёл до истерики Марию Семёновну, которая хоть всё и держала под своим визуальными контролем, но её сердечко, волнующееся не только за Мишу, к которому она испытывала наставническую симпатию, но и в её подотчёте находятся все эти коробки с пиццей, могло и не выдержать такого удара судьбы и раскричаться. Но так как Илия сумел вовремя вмешаться и оставить на ногах Мишу и коробки не раскиданными, то Мария Семёновна только лишь побледнела и с интересом посмотрела на этого человека, который оказал столь значительную поддержку этому, вечно у него ничего не держится в руках, Мише.

А этот, по своему интересный для Марии Семёновны незнакомец, с каким-то удивительным удовольствием улыбается Марии Семёновне и делает неоднозначное замечание, требующее для себя своего обдумывания. – Да у вас, как я посмотрю, никого в ногах не держит. – Говорит Илия, для всех тут, кроме Миши и то только отчасти, незнакомец с удивительными мыслями и со странной улыбкой, обращённой, почему именно на меня (так подумала над этой сюжетной линией Мария Семёновна, готовая представиться незнакомцу просто Машей).

И если Мария Семёновна принялась анализировать и подвергать осмыслению слова незнакомца, то для Миши было всё боле-менее ясно – он был найден.

Сам же Илия не спешит озвучивать свою позицию насчёт Миши, который приготовился к самому нехорошему для себя повороту дальнейших событий (хотя чего так бояться, и хуже вряд ли будет, когда ты не испытываешь вообще радости от своего нынешнего существования и точно не жизни), а он внимательно посмотрел на Марию Семёновну, в один момент расправившую свои плечи и настроившую свой взгляд на свою имеющуюся в наличие очевидность, которая ещё по достоинству никем не оценена, хоть и не была обойдена вниманием со стороны, и явно прикинувшись близоруким, приблизился к Марии Семёновне с таким пронзающим всё на своём пути взглядом, что Марии Семёновне, для вас просто Маше, стало бледно в лице и душно в её одежде.

А этот незнакомец, Илия, посмотрел на неё и говорит. – Мне, кажется, что вы мало цените ваших работников. А в частности Михаила. – Илия указывает на Мишу, который при виде этого указания на себя, осел в испуге в ногах, и продолжает говорить. – А он, между прочим, самый надёжный и ответственный работник. И я даже не побоюсь этого сказать, – а Михаил, я, надеюсь, меня в этом не упрекнёт и не осудит, если это чистейшая правда, – он ради вас на всё готов. – А вот на это заявление Илии невозможно было с бесстрастным лицом отреагировать, и все невольные участники этого разговора, за исключением самого Илии, может быть невольно, а может и спонтанно, друг на друга посмотрели и при этом одновременно, и, наткнувшись на ответный взгляд, в своей неловкости быстро одёрнулись в своё непонимание того, как так вышло, что они вдруг так друг на друга посмотрели.

И если Мише, человеку, находящемуся в своём переходном периоде, такая рассеянность взгляда по сторонам, как бы простительна и объяснительна, то вот куда смотрела Мария Семёновна, на два года старше этого Миши (а объективно ещё старше) и, занимающей не последнюю ступень в иерархии этой предпринимательской компании, совершенно не ясно и непостижимо для умов серьёзных и здравомыслящих.

Ну а если такое её поведение объяснять её человеческой природой: «Во всём виноваты рефлексы», то таким образом мы до всякого безобразия можем договориться: все свои поступки объясняю природой заложенными факторами. Что невыносимо слышать людям со свободной волей и независимостью в себе и во всех своих взглядах, и они никогда не примут такой своей природной данности и лучше будут одни, со связанными руками по вечерам, чем наедине со своей природой, глумящейся над своей природой.