Апокалипсис завтра

«Пусти меня!», «Я здесь!», «Откройся», «Неблагодарный мальчишка!», «Я тебе все прощу», — ежечасно эти выкрики обивали о края его защиты и пытались пробиться внутрь. Это сводило его с ума, заставляло часто напрягаться и беспрестанно бдеть в ожидании новой атаки. Орифия ни капли не жалела ни свои силы, ни силы Джимма. Часто, глубокой ночью, его то скрючивало на кровати, то заставляло метаться по насквозь промокшим от пота простыням и тихо рычать, сквозь стиснутые зубы в подушку. Сегодняшней ночью он, так и не удосужившись даже подремать, прогрыз острыми зубами и клыками ощутимую дыру в ней, пытаясь унять одолевавший его огненный град от силы матери. Уже никак непрекращающаяся мигрень убивала его и ослабляла защиту.

Он не хотел показывать Саманте свою слабость. Не хотел, чтобы она думала, будто он сдулся и больше не сможет защитить ее. Не желал, чтобы в один момент она взяла ключи от машины и, скрываясь от него под лучами жаркого луизинаского солнца, угнала в неизвестном направлении со словами: «Ты и твоя связь с матерью — опасны для меня и ребенка. Я сама о нем позабочусь. Не ищи нас». Джимм панически боялся, ибо понимал, что будет не в силах остановить ее природную потребность в защите ребенка. Что он станет делать тогда? Прислуживать клану он больше никогда в жизни не собирался, защищать Сэм он бы больше не смог… и что? Но глупо было каждый раз притворно задаваться вопросом, ответ на который он подсознательно давно уже дал — война. Без долгих раздумий Джимм пошел бы войной против своих же. Сшиллс никогда не откажутся от затеи поймать полукровку и быть выше остальных, потому выход был только один — убить Орифию и всю верхушку клана. Бротт бы сражался до тех пор, пока кто-то из них двоих не пал бы замертво под лучами палящего солнца. И он прекрасно понимал, что этим кем-то являлся бы сам, с практически стопроцентной вероятностью.

Мысли исчезли, и у него перехватило дыхание. Опять. Орифия не хотела отступать, даже посреди днем высверливая себе дорожку. Отголоски мыслей главы Сшиллс вновь роем взвились в голове. Что же делать? Она пыталась перекроить его мышление самым гнусным способом. Нечестная борьба в глазах прожженной политиканши была лучшей дорожкой к скорой победе в обладании главным трофеем — властью.

Мужчина смачно выругался, падая на колени и хватаясь за голову. Глотка родила какой-то странный звук, граничащий между рычанием и скулежом. Надо было отвлечься.

Этернель суматошно пошарил по помещению глазами, с трудом вспоминая расположение вещей. Как же отвлечься, не тратя на это много эмоций? Математика? Теоретическая физика? Сопромат?

Он быстрее подскочил к старому рабочему столу со встроенным секретером и чернильницей, дернул верхний ящик и достал аудиоплеер, предназначенный для пленочных кассет, дернул прикрепленные к нему наушники, достал из кармана смартфон. Выставив на полную громкость, он врубил плей-лист и, под всем известную песню Эдвина Стара, где тот рассуждал о ненужности войны, подошел к единственной здесь загрунтованной стене. Джимм посмотрел на зажатый между пальцев лист бумаги с написанными заранее задачами по теоретической механике — самым нелюбимым ответвлением науки для Джимма. Телепат вообще крайне не любил точные науки. Мел в другой руке быстро заскользил по шероховатой поверхности, в настойчивом желании решить непростые уравнения. Громкая музыка хорошо заглушала отголоски подкидываемых мыслей Орифии, сложная задачка заставляла сосредоточиться на себе, забыв о ноющей боли и желании поддаться матери.

Через полчаса он раздосадовано забросил огрызок мела куда-то в угол, стащил с головы наушники и смачно выругался. Все-таки Джимм — беспробудный тупица. Он два раза решил задачу, но каждый раз ответ расходился с тем, что показывал ему учебник в Интернете. Эдду бы справился с этим в два счета, как ни странно.

— Ну и насрать, — выплюнул он безмолвной исписанной стене.

Орифия отступила, наверное, все же решившись на передышку, и этернель подумал, что и ему самому стоит хоть как-то расслабиться. Можно было прикорнуть тут же в подвале на диване, чтобы лишний раз не нервировать своей «постной миной» Саманту. Собственно он и двинулся к дивану, но его отвлек совсем забытый им непримечательный ящичек.

Как ни странно, качество фото никак не изменилось, бумага не пожелтела после долгих лет на полке, не выцвела картинка, являя все те же слегка замученные, но счастливые лица. Почти год, как орлеанский клан раздавил давних врагов. Столько вампирской крови Джимм еще не видел до той «войны». Почти все поклонники вуду стали сиротами, лишившись основателей и родителей. За вымученными улыбками семи членов клана на этом фото, хоть и виделось счастье, но полное утрат и бессонных дней, проведенных в слезах.