Апокалиптическая фантастика

— Ренессанс наступил, потому что люди исчерпали все доступные источники: они отчаянно нуждались в усовершенствовании сельского хозяйства, в теплых тканях, чтобы согреться. В новых способах выживания. Им пришлось изобрести Ренессанс. Чума здесь ни при чем.

Я поняла, что они говорят об этом не впервые: ни один не сказал ничего, чего бы другой не слышал раньше. Я встала.

— Вы не хотите сказать мне, чем занимаетесь в своей лаборатории?

Лицо Грега застыло, а Уоррен покачал головой.

— Все те же старые дела, — процедил он после долгой паузы. — Старые дела.

Если речь шла про старые дела — искусственную кровь, переливание цельной крови, про все, что они публиковали много лет, — отчего оба так постарели? Чего так боялись? Почему Уоррен вовсе перестал рассказывать о работе и не поддерживал разговора, когда о ней вспоминала я?

Грег резко поднялся и ушел спать, а Уоррен покачал головой на мой повторный вопрос, чем они занимаются.

— Ложись в постель, — сказал он. — Я приду через несколько минут.

Что делать, если в руках вашего мужа средство уничтожить половину человечества? Постараться не думать, не требовать ответа, пойти спать.

Шквал наконец налетел. Деревья раскачиваются, подлесок хлещет по стволам, а дождь хлынул так, словно море выплеснулось из берегов и, налетев на машину, бьет ее валами прибоя. Я сильно мерзну и удивляюсь, почему мне так лень включить мотор, обогреватель. Когда двигатель заводится, я почти не слышу его шума, а сняв ногу с педали газа, вовсе перестаю его слышать.

Жена Грега, узнав, взяла обоих детей и сбежала. Думаю, не потому ли Уоррен так долго не хотел мне говорить?

В последние два года Уоррен стал чужим для нас, своей семьи. Мы видели его редко, а когда видели, он от усталости засыпал над едой и в ванной. После того дня на побережье я не видела Грега до позапрошлой недели.

Уоррен вернулся поздно. Я уже готовилась ко сну и была в халате. Он выглядел болезненно-бледным.

— Я дал свисток, — сказал он, остановившись в дверях.

С куртки у него текло, лицо и руки были мокрые. Я подошла и стянула с него куртку.

— С завтрашнего дня от меня уже ничего не зависит, — закончил он и тяжело прошел в гостиную, сел на диван.

Я бросилась в ванную, вернулась с полотенцем, села рядом и стала вытирать ему волосы и лицо.

— Ты мне расскажешь?

Он рассказал. Они нашли вироид, родственный некоторым группам крови, сказал он. Даже не целый вирус, не убитый вирус — часть вируса. Для начала они скомбинировали его с группой О, и ничего не случилось, но после комбинации крови О с группой А вироид изменился, стал цельным, начал реплицироваться и уничтожил, поглотил кровь А. Уоррен говорил ровным тоном, почти рассеянно, как будто это ровно ничего не значило. А потом закрыл лицо ладонями и заплакал.

Сорок пять процентов европеоидов имеют группу А, пять процентов — АВ. Тридцать процентов черной расы — группы А или АВ… и созданный ими вирус мог уничтожить их всех.

Я обнимала его, пока он выплакивался в бессвязном потоке слов. Они оба должны были уехать в Атланту — и он, и Грег, — рассказал Уоррен, а кто-то должен был прийти, чтобы присмотреть за упаковкой материала и разборкой лаборатории.

— Грег вошел, когда я звонил, — сказал он вдруг. — Он хотел меня остановить. Я его ударил. Боже, я его ударил! Я отвез его домой, и мы все обсудили.

— Значит, он согласился.

— Да, — устало ответил он. — Это было все равно что ударить отца или бога.

— Почему вы не остановились, когда поняли, что это такое?

— Не могли, — сказал он. Он был бледен как смерть, глаза обведены красным, взгляд загнанного зверя. — Раз мы это сделали, мог сделать и кто-то другой, если уже не сделал. Мы искали выход: антидот, лечение — что-нибудь.

Мы сидели рядом на диване. Уоррен отодвинулся от меня и встал на ноги — поднялся тяжело, по-стариковски и споткнулся на первом же шаге.

— Мне надо выпить.

Я прошла за ним на кухню и смотрела, как он наливает бурбон и выпивает его. Если они с Грегом не сумели найти лекарство, думала я, никто не сможет. Они были лучшими в своей области.

Я все думала о том, что сказал Грег в тот день на побережье: чума убила от трети до половины населения Европы — столько же, сколько составляет доля групп А, АВ и АО. И из этого ужаса, считал он, возникло Возрождение.

Сейчас я знаю о группах и комплексах крови больше, чем две недели назад: все это время я глотала книги, как перед экзаменом. У меня группа А, у Мики — АО, Уоррен — О, Сандра — А, а Крис — О.

На следующее утро я подвезла Уоррена в лабораторию, где нас встретил мужчина средних лет. Уоррену он представился, а меня не заметил. Они вошли внутрь не оглянувшись. Когда они скрылись, появился Грег — вышел из-за угла кирпичного здания и направился ко мне. У него был пластырь на подбородке, у Уоррена — на костяшке среднего пальца.

— В последнюю минуту, — сказал Грег, — я понял, что не хочу никого видеть: ни Уоррена, ни знаменитого эпидемиолога. Скажете Уоррену, что я взял несколько дней отгулов, ладно?