Апокалиптическая фантастика

— Может, этот чертяка — Флиппер?

Еще ближе простонал паразауролоф, и, оглянувшись, я увидел в нескольких шагах от себя отчаянно перепуганного самца шимпанзе. Натянуто улыбнувшись, я припомнил все, что когда-то читал, и жестом пригласил его подойти.

Когда мы остановились на ночевку, на небе появилось одновременно шесть лун.

Возрождение.

Это даже не назвать второй попыткой, потому что первую мне испортили, не дав и начать в лживом старом мире.

С перевала в Кольцевых горах Земной пузырь выглядел нереальным, больше походил на импрессионистское полотно, чем на Гранд-Каньон или вид на юг с Килиманджаро. С любой вершины мир кажется запрокинутым, кренится чем дальше, тем круче. С южного края Гранд-Каньона облака над северным краем кажутся неправдоподобно скошенными кверху. Только не здесь.

Здесь была чаша тумана, чаша неизвестной величины, заполненная цветными, подернутыми дымкой ландшафтами: пестрыми — зелеными, золотыми, синими — кругами над бездной густого желтовато-белого тумана. Там, в самой глубине, был воздух, не пригодный ни для одного из животных фанерозоя.[75] Там лежал мир бактерий, которым принадлежала половина земной истории.

Их жизнь боги сочли не менее ценной, чем наша.

Мы проводили что-то вроде триангуляций, отмечая Кольцевые горы с разных точек пути, занося углы и азимуты на берестяные карты, пока обходили мир, день за днем, месяц за месяцем, год за годом, сперва медленно спускаясь в прошлое, потом поднимаясь к концу света.

Вы не жили, если не слышали вопля диметродона.

В какой-то момент мы прикинули, что долина должна иметь диаметр полмиллиона миль — плюс-мииус. Достаточно ли, чтобы вместить все, что когда-то было? Может, и достаточно. Трудно сказать.

Мне тогда вспомнился другой мир: придуманный мною «мир без конца», наклеенный на внешнюю поверхность творения, — последнее пристанище переселяющихся душ. Где-то здесь могла бы существовать Небесная Америка — если бы нам вздумалось ее устроить. Места хватит.

Только стоит ли труда?

Здесь, наверху, не было ветра — и хорошо, что не было, потому что холод стоял, какого до конца не бывало и в аду. Этот перевал мы высмотрели несколько месяцев назад, несколько месяцев взбирались к нему, поднявшись, пожалуй, на восемьдесят тысяч футов над травянистой зоной конца времен, к подножию Кольцевых гор.

Безнадежно.

Это Джонас заметил, что давление не меняется при подъеме и спуске, и предположил, что градиент гравитации здесь не таков, как был у нас дома, а соответственно, иная и атмосферная шкала высот.

У нас дома?

Забавно называть это домом.

Для меня там никогда дома не было.

Тот мир был домом только для дешевых лживых миллиардов, которые ни для кого не живут и ни за кого не умрут.

Мэриэнн сказала:

— Тебе идет седина и борода, Скотти. Я рада, что их не отобрали, когда возвращали нам молодость.

Возвращали молодость?

Едва ли.

Скорее, здоровье, а оно не хуже молодости.

Я взглянул на нее, стоящую рядом, и улыбнулся, думая, как пошло было разглядывать дали внизу, когда рядом была она. Тут же стояли и остальные: кто смотрел вниз, кто на вершины по сторонам прохода, кто, сбившись в группки, толковал невесть о чем.

Бен и Кэти, Джонас и его друзья. Черный парень из типографии HDC, который обрадовался, наткнувшись на нас в первую ночь. Даже Джек, чудаковатый директор по рекламе, всеми силами старавшийся быть не начальником, а милым человеком. Забавно было видеть его рука об руку с новым дружком, Остроглазым Коршуном из племени стройных темнокожих людей, называвших себя Детьми Матери.

Мы сочли их кроманьонцами, одной из пяти рас человечества, выплеснувшихся из Африки сто тысяч лет назад и затопивших Древний мир.

Один из троллей, поймав мой взгляд, махнул рукой. Глаза веймаранера[76] блестели над носом Дуранте[77], и все терялось в космах платиновых волос. Пять футов и четыре дюйма, сталь гнет руками. Имени нет. Речь — словно невнятное щебетание из мультфильма.

Ребята из типографии поначалу прознали его Фред-кремень. Но он скоро раскусил, что над ним смеются. Потом он жалел о погибшем, засыпал тело цветами и каменными орудиями и плакал над могилой.

Проход в Кольцевых горах оказался коротким, всего несколько сот ярдов, а спуск очень походил на подъем, и мы остановились над ним, разглядывая, что лежало по ту сторону.

Апельсиновый мир.

Будь здесь Поли, догадался бы он, что это Кзин[78]?

Оранжевая, надо думать, растительность, оранжевые облака. Зеленая вода, если это была вода. Странный запах, взволновавший нашего неандертальца, который забормотал, подставив рыльце ветру, если это был ветер.

Тумана здесь не было.

Эта долина, пока безымянная, походила на огромный метеоритный кратер, как положено, с центральной вершиной, поднимавшейся из кольца моря, воды в котором хватило бы на океаны нескольких миров. Вдали, не меньше чем в полумиллионе миль, виднелся другой край Кольцевых гор. А за ним, конечно, еще один мир, а за ним еще…

Я словно увидел их — как ямочки в неописуемо огромной вафле, протянувшейся от начала до конца времен. Мэриэнн рядом со мной заговорила: