Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Совпадение трех шестерок, появляющееся в номере главы (принадлежащей к внешнему остову романа), дате и времени (принадлежащих к внутренней структуре романа) становится значимым в свете «чрезмерных» статистических деталей, предложенных в скобках (тринадцать коттеджей, восемнадцать жителей).

Глава 13, стих 18 «Откровения» гласит:

«Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.»

Зверь, упомянутый в «Откровении» 13:18, вскоре появляется в реконструированной топографии главы 6, написанной в 6 часов утра 6 мая:

«… Возникла паника. Причиной паники послужило появление в поселке некоторого (неизвестного) числа квази-биологических существ чрезвычайно отталкивающего и даже страшного вида.»

(С.79)

Чудовища, появившиеся в дачном поселке, описываются по-разному, но свидетели сходятся на том, что они имели много глаз и рогов. Далее, «звери» всегда упоминаются во множественном числе. Как и в библейском «Апокалипсисе», появление «зверя» (зверей) в Малой Пеше делит население на две группы: избранные и проклятые. Фактически, в восприятии жителей поселка, это две различные группы зверей: некоторые видят в них часть божьего войска, одних из четырех существ, «исполненных очей спереди и сзади», описанных в «Откровении» 4:6; большинство же видит слуг Сатаны, с пугающей внешностью и множеством рогов, подобных зверю из моря, описанному в «Откровении» 13:1-10. Последние реагируют на присутствие чудовищ острым, апокалиптическим ужасом.

«Вы говорите — напугать могут… — процедил он, не поднимая глаз. — Если бы напугать! Они, знаете ли, сломать могут!»

(С.76)

Те, кто увидел не чудовище, а одно из божьих «животных» («Откровение», глава 4), — это ребенок и старый человек. Впрочем, Стругацкие избегают клише, не подчеркивая ни невинность детства, ни мудрость старости сами по себе как спасительные качества. Вместо этого «спасенные» обладают общим качеством — неуловимой принадлежностью к другому миру, которая может быть выведена из их литературных корней — внутри других текстов.

Маленький загорелый мальчик показывается в опустевшем, апокалиптическом поселке, где расследователи завтракают. Он рассказывает им, что его зовут Кир и что он вернулся в их семейный коттедж, чтобы забрать модель галеры. Модель галеры становится лейтмотивом, сопровождающим мальчика на протяжении оставшейся части главы. Так же, как галера Кира может быть увидена как игрушечная модель галеры из произведения Киплинга «Величайшая в мире история», все в севернорусском дачном поселке, увиденное глазами Кира, становится чем-то вроде игрушечной модели мира Киплинга. Как посланец в мире Стругацких из другого литературного мира, персонаж Кир («Ким» Киплинга) воплощает чувствительность мира. Для него многорогое чудовище (чудовища) -

«Они же добрые, смешные… они же мягкие, шелковистые, как мангусты, только без шерстки… А то, что они большие, — так что же? Тигр тоже большой, так что же, я его бояться должен, что ли? […]

И пахнут они хорошо! […] Они ягодами пахнут! Я думаю, они ягодами и питаются… Их бы надо приручить, а бегать от них… чего ради?»

(С.85)

Другой обитатель Малой Пеши, узнает, подобно Киру, ягненка в чудовище. Впрочем, окружающая старуху аура принадлежности к иному миру восходит к другой литературной традиции. Если появление на сцене «лопоухого» Кира причудливо и забавно несвоевременно — расследователь, держащий надкушенный холодный бутерброд, застигнут на середине глотка, — появление старухи восходит к чему-то, скорее напоминающему материализацию Воланда на Патриарших прудах:[31]