Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

«Глумов: …Суть же в том, что человечество не должно быть инкубатором для нелюдей и тем более полигоном для их проклятых экспериментов! […] Вам не следовало посвящать в это дело ни Комова, ни Горбовского [члены Мирового Совета]. Вы поставили их в дурацкое положение. Это дело КОМКОНа-2, оно целиком в нашей компетенции. Я думаю, и сейчас еще не поздно. Возьмем этот грех на душу.

Каммерер: Слушай, откуда у тебя эта ксенофобия? Ведь это не Странники, это не Прогрессоры, которых ты ненавидишь…

Глумов: У меня такое чувство, что они еще хуже Прогрессоров. Они предатели. Они паразиты. Вроде этих ос, которые откладывают яйца в гусениц…»

(С.198)

Аллюзию на нацистские эксперименты, на неудачу международных альянсов сдержать фашизм в свое время и на антисемитские настроения, все еще превалирующие в Советском Союзе, трудно пропустить, особенно когда она используется в соединении с не характерным для Тойво обращением к религиозной терминологии: «мы должны взять этот грех на душу». С другой стороны, здесь нет прямого соответствия между замыслом и персонажами романа и социо-политическими событиями, на которые они намекают. В вышеприведенном отрывке Тойво Глумов — сам люден! — обвиняет люденов в использовании человечества как полигона для «проклятых экспериментов», используя против них штампы советской антисемитской пропаганды («осы, которые откладывают яйца…»).

Тойво отказывается от предложения Максима стать двойным агентом, потому что он боится, что, как только он активирует «третью импульсную систему» для того, чтобы замаскироваться среди врагов, он потеряет все следы человечности:

«Превращение в людена — это моя смерть. Это гораздо хуже смерти, потому что для тех, кто меня любит, я останусь живым, но неузнаваемо отвратным. Спесивым, самодовольным, самоуверенным типом. Вдобавок еще и вечным, наверное.»

(С.207)

Трудно не добавить слово «жид» к эпитету «вечный», что является русским обозначением для «Wandering Jew».

Максим пытается успокоить Тойво словами:

«Пока еще ничего страшного не произошло. Что ты так раскричался, словно к тебе уже „ухмыляясь, приближаются с ножами“?»

Здесь присутствует интертекстуальная аллюзия на «Диспут» Генриха Гейне (1851), и полностью строки звучат так: «…И евреи, ухмыляясь, приближаются с ножами…».

Воскресение

«Волны гасят ветер» включают в себя и последний формальный кусок рассматриваемого прообраза-шаблона, то есть воскресение.

Тойво в конце концов присоединяется к меньшинству — люденам — и буквально начинает новую жизнь вне пределов Земли, поскольку большинство люденов предпочитают обитать в открытом космосе. Аллюзии, разбросанные по роману и связывающие рост российского национализма (и антисемитизма) с апокалиптическим жаром, к концу романа становятся частью определенного мотива. Элементы сюжета и образности, предсказанные прообразом-мотивом, такие, как знак креста, предательство и уход в открытый космос (на небо) разделены и внедрены в набор аллюзий, отсылающих читателя к дилемме, встающей перед советскими евреями, обсуждающими эмиграцию.

Таким образом, хотя для Каганской и было искушением прочесть текст как полную аллегорию, зашифровавшую в себе отношение Стругацких к советскому антисемитизму и проблеме еврейской эмиграции, похоже, что «еврейский вопрос» представляет собой лишь одну грань темы Апокалипсиса, достигающей крещендо в финальной части истории будущего по Стругацким.

Рассмотрение топографии Апокалипсиса в романе «Волны гасят ветер» подтвердит эту интерпретацию.

Апокалиптический зверь

Для обрамляющей истории романа «Волны гасят ветер», по-видимому, прообразом является жизнь Христа. Поскольку прообраз смещен и/или неполон, предполагается, что сам по себе мотив Христа важен и подходящ, в то время как события, равно как и нравственные выводы Евангелий, могут не быть таковыми. Особенно присутствие Христа в обществе, подвергающемся катастрофическим переменам, служит объектом для тщательного, в чем-то амбивалентного рассмотрения Стругацкими.

Внутри обрамляющего сюжета авторы помещают также рассказ-внутри-рассказа.