Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Воплощение Вечного Жида в ХХ веке — провинциальный советский страховой агент — кратко описано наблюдением рассказчика, что «из-под рубашки торчал угол черного шерстяного платка, коим Агасфер Лукич оснащал на ночь поясницу в предчувствии приступающего радикулита, он даже накладное ухо свое не нацепил…» (С.610). Только упоминание искусственного уха (в таком контексте можно было бы скорее ожидать искусственных зубов) напоминает нам, что Вечный Жид связан, по некоторым версиям легенды, с рабом Малхом, которому Симон Петр отрубил ухо. Он бредет через годы и века до сих пор; таким образом, ему было нетрудно узнать своего посетителя из Аравии седьмого века. Будучи далек от ошеломления заявлением посетителя, он немедленно отвечает цитатой, которая выглядит загадочно для рассказчика (и читателя), но вполне понятно — для посетителя: «„Свои пашни обороняйте, ищущему милости давайте убежище, дерзкого прогоняйте“. Почему ты не говоришь мне этих слов, Муджжа ибн-Мурара?»

В каком контексте мы встречаем те же самые слова у Бартольда?

«Засеивающие пашню, собирающие жатву, молотящие пшеницу, мелющие муку, пекущие хлеб, разрезающие его на куски, съедающие куски с жиром и топленым маслом, вы лучше людей войлока [кочевников] и не хуже людей глины [горожан], свои пашни обороняйте, ищущему милости давайте убежище, дерзкого прогоняйте.»

(Бартольд, с.566)

Племя Бани-Ханифа, обитавшее в Йемаме, было, в сущности, агрикультурным социумом, в общем враждебно относившимся к окружающим кочевым племенам. Мусейлима, религиозный и политический лидер йемамцев, предложил приведенное выше «откровение», дабы восхвалить оседлых земледельцев.

В рукописи «ОЗ» посетитель вернулся, чтобы противостоять Агасферу-Мусейлиме, лжепророку ислама. Посетитель, Мудджа ибн-Мурара, однажды предал Мусейлиму в битве при Акрабе. Он намеревался встретиться с Демиургом — для него Милосердным, Рахманом, — и попросить прощения за свои грехи. Диалог между Мусейлимой-Агасфером и посетителем — Мудджей ибн-Мурарой — представлен как фантастическая смесь в значительной степени непонятных (на первый взгляд) исламских клятв, арабской экзотики в стиле «1000 и 1 ночи» и гротескного неистовства:

«Клянусь самумом жарким и верблюдом безумным, я отрублю тебе сейчас второе ухо моим йеменским клинком!»

(С.612)

Посетитель угрожает Агасферу. Агасфер в ответ призывает сонмы арабских духов и призраков. Рассказчик комментирует:

«Кто-то часто задышал у меня над ухом. Я оглянулся. Ифриты и джинны были тут как тут. Вся бригада в полном составе. […] Все были дезабилье…»

(С.612)

Атмосфера причудливой, экзотической магии, облеченная в форму сочетания советских клише и экзотизмов, сгущается к концу главы в темную смесь эротизма и страсти. Исторический посетитель напоминает Агасферу, что в другом своем воплощении, будучи Мусейлимой, тот был предан Саджах, изображенной роковой женщиной.

«Твоя Саджах нацарапала эту записочку, сидя на могучем суку моего человека. Ты знаешь его — это Бара ибн-Малик, горячий и бешеный, как хавазинский жеребец, вскормленный жареной свининой, искусный добиваться от женщин всего, что ему нужно. А нужно ему было тогда, чтобы дьявол Раххаль, терзаемый похотью, покинул войско Мусейлимы на чаше верных весов!

И сейчас же, без всякой паузы:

— Ты позволил себе недозволенное…

[…]

….Мелькнуло на мгновение длинное узкое лезвие, раздался странный чмокающий звук, широкое черное лицо над испачканной бородой враз осунулось и стало серым… храп раздался, наподобие лошадиного, и страшный плеск жидкости, свободно падающей на линолеум.»

(С.614–615)

Отрывки из труда Бартольда также предвосхищают детали декораций, использованных Стругацкими. Например, у Бартольда мы читаем: