Апокалиптический реализм. Научная фантастика Аркадия и Бориса Стругацких

Нельзя утверждать, что тот или иной из приведенных выше текстов Стругацкие взяли за основу для описания лесного царства Льва Абалкина. Однако яркий, архетипичный образ мифического лесного царства, которым правит сирота-чужой, и полное подчинение ему падшей женщины никак не укладываются во внешний сюжет и систему образов «Жука в муравейнике». История Майи Глумовой из приведенного выше фрагмента не соответствует ее характеристикам в остальных эпизодах как (второстепенной) героини научно-фантастического сюжета. С другой стороны, сцена из детства связывает ее с внутренней философской темой романа и несет отголосок литературы, наиболее подходящей к этой теме. Достойно внимания, что школа, в которой дерутся Майя и Абалкин, называется Евразийской. По всей видимости, в грядущем мире из цикла истории будущего Стругацких геополитические границы коренным образом изменились, но Россия все еще занимает культурную позицию на распутье между Европой и Азией. Модернистская русская литература, в общих чертах предвосхищающая систему образов в истории Майи, была литературой, одержимой поиском равновесия (или синтеза) между «европейским» и «азиатским» направлениями судьбы России с целью выковать раз и навсегда для всех новое, утопическое будущее.

Мужские и женские топографии

Но мы оставим в покое лес, мы ничего не поймем в лесу.

Природа вянет как ночь. Давайте ложиться спать. Мы очень омрачены.

Александр Введенский

«Улитка на склоне» впервые появилась как две разные повести в разные годы и в разных журналах. Главы 2, 4, 7, 8 и 11 полной версии повести были опубликованы в 1966 году в антологии «Эллинский секрет». Главы 1, 3, 5, 9 и 10 вышли в сибирском журнале «Байкал» двумя годами позже. Более поздняя часть подверглась особенно враждебным нападкам со стороны консервативных критиков. Публикацию полного варианта отменили, и на протяжении многих лет версии «Улитки на склоне» ходили только в самиздате. Враждебная критика в адрес Стругацких со стороны защитников социалистического реализма при Брежневе была, как правило, неоригинальна и предсказуема, а значение идеологического спора для литературного климата тех лет хорошо проанализировал Дарко Сувин [Suvin 1972]. И критики, и поклонники сходятся в том, что Стругацкие отошли от своего прямолинейного приключенческого стиля. Повесть восприняли скорее как сюрреалистическую, а не научно-фантастическую, скорее в духе Кафки, чем Булгакова. Автор одной положительной рецензии в англоязычном издании увидел в произведении «кафкианский мрак… вместе с бессмыслицей Кэрролла». И наоборот, в рамках официальной кампании против повести рецензент в советском еженедельнике «Литературная газета» в 1969 году жаловался, что многие читатели просто не понимают новейшее произведение Стругацких. Однако поклонники Стругацких в неофициальных опросах, проводившихся в 1991–1992 годах, причисляли «Улитку на склоне» к их самым удачным произведениям. Это также единственный текст Стругацких, вызвавший, по крайней мере на Западе, аргументированные возражения со стороны феминисток [Greene 1986].

Тогда казалось, что в «Улитке на склоне» авторы полностью отказались от легкого для восприятия, популярного формата своего жанра ради более сложного символистского стиля. Сейчас повесть выглядит просто как исключение, которое подтверждает правило: в лишенном приемов детективной или приключенческой прозы (стремительного и захватывающего сюжета) и эмпирического «научного» этоса (логически обоснованного диалога и действия, сколь бы фантастичным ни было происходящее) самом экспериментальном произведении Стругацких главным становится двойное пространство действия. «Шизофреническое» пространство действия в «Улитке на склоне» воспроизводит тот же композиционный принцип, с которым мы уже столкнулись в текстах, рассмотренных в предыдущих главах. Почти все культурные и философские мотивы, зашифрованные в пространстве действия поздних романов, представлены в «Улитке на склоне».

Повесть включает истории двух главных героев, которые никогда в реальности не встречаются. Оба они интеллигенты, по ошибке прибывшие в мир повести с какого-то с тоской вспоминаемого Материка. Поскольку действие разворачивается в сюрреалистическом, антиутопическом универсуме, Материк имплицитно представляет эмпирическую реальность и гуманистическую культуру: исходную точку, на которую опираются главные герои, на первом этапе – чтобы сориентироваться.