Апокриф

Получив вид на жительство, Острихс сначала поступил в Королевский Университет Лансора, правда, на этот раз не на политехнический, а на философский факультет, но быстро потерял интерес к учебе и на втором году занятий взял академический отпуск. Потом его след снова почти терялся, едва всплывая среди каких-то мелких, нечетких и путаных сведений. Вроде бы он связался с группой молодежи, исповедовавшей личную свободу как высшую ценность, радикальный пацифизм и отрицание «хищных вещей века»; искавшей пути самосовершенствования вне рамок официальной образовательной системы, путем спонтанного чтения философских опусов, в авторах которых числились, по преимуществу, записные сумасшедшие, а также посредством обмена потоками сознания, для раскрепощения которого употреблялись легкие наркотики. Судя по всему, вместе с этой вольной общиной он посетил несколько экзотических стран, где процветали религиозные системы, основанные на эзотерике и, отчасти, на психоделике. Можно только догадываться, что он хотел найти в этом полумонашеском-полураспутном образе существования. Скорее всего, опять же — объяснение себе и своему назначению. Видимо, не нашел. А может быть, не успел, поскольку подобные общности недолговечны. У большинства молодых людей рано или поздно брали верх спасительные обывательские гены, заставлявшие взрослевших юношей и девушек остепеняться, переходить от беспорядочных связей к созданию семей и, во имя собственных детей, начинать обрастать теми самыми вещами, от которых они столь яростно отрекались еще совсем недавно. Дети и вещи тормозили их вольный бег по миру и жизни, и они, отпадая от тела бесприютной общины, пополняли своей устаканившейся сутью многовековую осадочную породу добропорядочного мещанства. Из прочих, кто-то, в раже психоделического освоения бытия, переходил от легких наркотиков — к средним, а далее — к тяжелым и погибал в грязных временных пристанищах «свободных людей» от передозировки; кто-то — с тем же успехом и результатом спивался…

Как бы то ни было, около пяти лет назад, так и не закончив никакого высшего учебного заведения, Острихс появился в пределах родного отечества. Этому явно поспособствовали полученные из дома известия о том, что обидевшиеся на него папаша Дрио со дочерью Диадарио прекратили свой жизненный путь в очень подозрительной катастрофе личного самолета.

Отец Острихса, к этому моменту уже закрывший свой маленький бизнес, тихо угасал в хосписе от неизлечимой болезни, вцепившейся в него года полтора назад. Спокойная сытая жизнь в старости и благопристойная безболезненная смерть — довольно дорогие штуки. Это удовольствие обеспечивается, в основном, двумя способами: солидными пенсионными сбережения, создаваемыми в период расцвета работоспособности, а также вложениями в образование и воспитание детей, которые, прочно встав на ноги, иногда серьезно помогают престарелым родителям. У Фиоси имелся неплохой «жировой запас», но опасное положение, в котором оказался сын, а затем длительная полоса неопределенности в судьбе Острихса потребовали дополнительных расходов, что поставило под угрозу благополучную осень супругов Глэдди.

Неожиданное, на первый взгляд, участие в финансовых делах Фиоси и Ямари принял пресловутый Ялагильский мэр. Он до некоторой степени даже навязался к ним с довольно солидной материальной поддержкой, каковую, правда, по своему обыкновению, произвел не из личных средств, а за счет городского бюджета: нашлись какие-то там статьи на благотворительность, на оказание помощи заслуженным согражданам и еще что-то в этом роде. Результат, однако, был тот же: родители Острихса не чувствовали никакого недостатка. Мэра было трудно обвинить в альтруизме, тем более, что он тратил не свои деньги, зато в дальновидности и умении разбираться в человеческих характерах ему никто не отказывал. Он рассудил очень просто: бюджетные деньги все равно на кого-нибудь нужно будет истратить. Так лучше облагодетельствовать ими того, кто может оказаться полезным, и особенно если будет чувствовать себя обязанным «заплатить добром за добро». Именно таким человеком мэр считал Острихса и не без основания предполагал, что умно потраченные общественные средства в конце концов сторицей обернуться уже к его собственной выгоде. И он не ошибся.

* * *

— То, что таким человеком, как «Чужой», хотел бы управлять любой публичный политик, вполне очевидно, и в дополнительных комментариях не нуждается. Так ведь? — начал излагать Тиоракис свое мнение Мамуле (тот согласно кивнул). — Однако только член Федеральной палаты парламента Вииста Намфель, по моему мнению, может похвастаться, что способен до некоторой степени влиять на нашего фигуранта.