Апокриф

Тиоракису впору было закричать: «Ну, а что я мог тебе раньше говорить, когда у меня задание такое: как-то подсадить тебя, чудака растакого, на тот же поезд, на котором еду сам! И что мне говорить тебе сейчас, когда я вижу, что ты, чудак разэтакий, вместо того, чтобы усесться в вагон первого класса, прешь с вилами на паровоз! Мне сейчас тебя хотя бы с путей успеть столкнуть!»

Острихс между тем продолжал:

— Самое забавное, что я не чувствую никакой особенной неприязни ни к Объединенному Отечеству, ни к нынешнему правительству, ни к тому же президенту… Я, кстати, совершенно не склонен считать их бандитской шайкой, и именно поэтому не вижу для себя никакой опасности. Я, конечно, понимаю, что своими поступками, наверное, задеваю их человеческие интересы, но предполагаю, что они будут действовать в рамках закона, а с этой стороны я чист…

Тиоракис схватился за голову, в том числе буквально, а потом заговорил, пытаясь соорудить из правды, полуправды и неизбежной лжи подобие отрезвляющего состава для неисправимого идеалиста, который находился перед ним.

— Да! Я тебя действительно и вполне сознательно хотел, как это сказать… помирить с властью…

— А я ни с кем не ссорился! И даже такой цели не имел… — быстро отреагировал Острихс.

— Да погоди ты! Дай договорить! У-ф-ф-ф… — Торакис отдувался как от физической нагрузки, настолько нелегко было на ходу выдумывать мотивации нелогичных поступков Восты Кирика. — Это ты так думаешь, — «не ссорился». А со стороны все выглядит так, будто ты ведешь целенаправленную компанию против партии власти. Я вначале тоже был в этом уверен, и только недавно, когда узнал тебя получше и понял, что это не так. Знаешь, если человек занимает определенную политическую позицию, то он ее в себе не удержит, обязательно будет высказываться и нести по кочкам тех, кого считает своими противниками. У-ф-ф-ф… Ну вот! А у тебя ничего подобного! Для тебя все вроде как безразличны… Никаких симпатий или антипатий ни к кому, никакой позиции, одним словом… Ну, ведь так?

Теперь уже кивнул Острихс.

— Так! — подтвердил собственный тезис Тиоракис. — Если ему… тебе то есть, думаю, все равно, зачем он гусей дразнит? Я-то, в отличие от тебя, не считаю, что, если наступить на все любимые мозоли ребятам из ОО и президенту, то они только поморщатся и смиренно будут ждать, когда им ноги по развилку ампутируют. Кстати, и Репт того же мнения. Он у нас молчун, но как ты сам тут сказал, тоже высказываться начал. Я уж об Альгеме не говорю! Она в этом деле — не промах. Правда, когда я ей предложил на тебя повлиять, она у виска пальцем покрутила. То ли имела ввиду, что я сумасшедший, то ли, что ты. Я так и не понял… Короче, решил я по собственной инициативе малость порекламировать наши власти, наивно полагая, что, возможно, удастся подкорректировать… уравновесить что ли… твою непонятную игру. Игра-то с огнем! Это было просто желание более или менее трезвомыслящего человека уберечь тебя от грядущих неприятностей…

— Действительно, наивно… — тихо ответил Острихс. — Я стараюсь не допускать, чтобы мною манипулировали.

— А в политику безо всякого плана, без прикрытия, без союзников, без цели даже лезть не наивно? — воззвал Тиоракис к рациональному началу «Чужого», — руку в машину просто так засовывать, только от желания посмотреть, что выйдет, не наивно?

— То, что я делаю, к политике отношения не имеет… Во всяком случае, прямого, — спокойно возразил Острихс.

— Да как же это, «не имеет отношения»?! А чем это еще можно назвать?! — взвился Тиоракис. — Ты ведь, не ребенок, чтобы не понимать этого?!

Острихс оставался на удивление спокойным. Он даже улыбался.

— Может быть, для других это политика. Со стороны это, возможно, выглядит как политика. Но для меня это эксперимент. В рамках моей философской концепции.

— Какой еще эксперимент? Ты мне раньше ничего такого не говорил…

— Ну, в конце-концов, могу я что-нибудь оставить про себя?

— Нет, правда, что за эксперимент?

— Закончу — доложу! Устраивает?

Тиоракис почувствовал в голосе Острихса неожиданную сталь и даже оттенок чего-то похожего на неприязнь. Он понял, что давить в этом направлении далее нельзя под риском немедленного разрыва.

— Ну, хорошо, извини… Я знаю, что ты этого не любишь. А отложить этот… эксперимент… на некоторое время, скажем, до окончания выборов, нельзя?

— Нет, Воста, нельзя. Он как раз с выборами и окончится.

— Ну, ведь эти выборы не последние?

— А тогда, зачем откладывать? Разве что-нибудь изменится? Люди успеют стать совершеннее? Нравы смягчатся?

«Я успею слинять из этого дела! — хотелось заорать Тиоракису. — И тебя гробить будут хотя бы не моими руками!» — вслух же он произнес:

— Ладно! Думал я, что обойдусь без этого, но придется сказать…

— Ну? Что еще? — Острихс явно давал понять, что не желает продолжать разговор на эту тему.

«Что еще, что еще! — раздраженно и про себя передразнил «Чужого» Тиоракис. — Должностное преступление буду сейчас, совершать, вот «что еще»!»

* * *