«Аполлон-8»

Это количество зрителей должна была с гарантией перекрыть предстоящая вечерняя трансляция – передача, которая будет идти во время сочельника в Западном полушарии: люди соберутся семьями и пригласят друзей, к моменту репортажа они (по крайней мере в часовых поясах Америки) посидят за праздничным ужином, споют рождественские песни и устроятся на диванах перед телевизором в ожидании слов, которые произнесут для них трое астронавтов с окололунной орбиты. Астронавты ко времени включения будут совершать девятый виток вокруг Луны, а после десятого им предстояло вновь запустить двигатель и вернуться на Землю. Если двигатель сработает, передача запомнится как лирическое празднование в честь отлично выполненного задания. Если нет – трансляция станет элегией.

Имиджмейкеры НАСА, возможно, не в полной мере предвидели огромную численность аудитории, которая в тот день соберется перед экранами, однако они подозревали, что количество зрителей будет рекордным. И еще до запуска корабля решили, что обращение с орбиты должно звучать солидно.

– У вас будет самая многочисленная публика за всю историю, – заявил Джулиан Шир, главный по связям с общественностью в Хьюстоне, в разговоре с Борманом за несколько недель до полета. – Никакая вечерняя рождественская телепередача никогда не собирала больше публики, чем ожидается в вашем случае. И у вас будет пять-шесть минут.

– Ну что ж, Джулиан, отлично, – ответил Борман. – И что мы делаем?

– Делайте что угодно подходящее, – только и сказал Шир.

Борман, поразмыслив над советом, так ни к чему и не пришел. Тогда он обсудил его с Ловеллом и Андерсом, однако те тоже ничего не придумали. Поэтому Борман обратился к своему другу по имени Сай Бурджин, который работал на Информационное агентство США, и попросил совета. Однако Бурджин, которому по работе надлежало подавать американскую жизнь и историю в самом привлекательном для остального мира свете, тоже ничем не смог помочь. Он передал вопрос Джо Лейтину, бывшему репортеру телеграфного агентства, который позже служил у Кеннеди специалистом по связям с общественностью, а сейчас работал на президента Джонсона.

Лейтин согласился поразмыслить над вопросом. Он попробовал несколько подходов, ни к чему не пришел, а затем спросил совета у своей жены Кристины. Та тоже не знала, что должны говорить в такой ситуации астронавты. Ночью Джо уселся в кухне за пишущую машинку и напечатал подходящие на первый взгляд слова, однако, перечитав фразу, Лейтин скомкал бумагу и начал все снова. Часы шли за часами, скомканные листы бумаги, вытащенные из машинки, покрывали пол. Наконец в четыре часа утра на кухню пришла его жена и сказала, что у нее есть идея. Выслушав жену, Лейтин улыбнулся. Идея была отличной.

Лейтин поделился ею с Борманом, Ловеллом и Андерсом, и те согласились. НАСА тоже. Слова, предложенные женой Джо Лейтина, были напечатаны на листе огнеупорной бумаги (после «Аполлона-1» другую бумагу иметь на борту не позволялось), и страницу положили под заднюю обложку полетного плана. Там она оставалась почти до конца полета – до сочельника.

* * *

В Хьюстоне время шло своим чередом; предрождественский день тянулся слишком медленно для тех, кто обеспечивал полет, а уж тем более для любящих семей всех троих астронавтов. Операторы, свободные от дежурства, изнывали дома без дела и в конце концов один за другим (многие – за несколько часов до смены) приехали в Космический центр, хотя их раннее появление в тот день не планировалось и не ожидалось.

С самого начала космической программы ЦУП во время полетов работал трехсменными циклами. Однако НАСА уже планировало ввести четыре смены вместо трех: восемь рабочих часов на 16 часов отдыха – такой график слишком изматывал сидящих за пультами людей, чья напряженная работа делала возможными космические полеты к Луне. Впрочем, сегодня никакая усталость не имела значения. Крис Крафт, Джин Кранц, Боб Гилрут, Джордж Миллер и другие высшие чины агентства ушли из рабочего зала лишь ненадолго – съездить домой принять душ, переодеться и, если совсем нет сил, немного поспать.

К середине и концу дня подтянулись и другие операторы. Оглядевшись в поисках свободного кресла, они подтаскивали его к тому пульту, за которым обычно работали, и усаживались за плечом дежурного. Кому стула не досталось – те попросту стояли у стены или бродили по залу.

Милт Уиндлер принес с собой сверток, в котором были красно-синие флаги с белой цифрой 1. В нужный момент, если все пройдет гладко, он раздаст флаги всем присутствующим.

Ближе к вечеру, когда Майк Коллинз уже сменился с дежурства, Борман специально спросил нового капкома, Кена Маттингли, одного из немногих астронавтов, еще не обзаведшихся семьей.

– Эй, Кен, – окликнул его Борман, – как ты умудрился попасть в такую смену? Вечно они на сочельник назначают холостяков!

– Я бы все равно сегодня никуда больше не пошел, только сюда, – ответил Маттингли.