«Аполлон-8»

Однако еще больше Бормана радовало то, что его собственным дублером стал Эд Уайт. Борман достаточно долго был военнослужащим и астронавтом, чтобы научиться устанавливать дружеские отношения с окружающими. Однако простое товарищество и близкая дружба – не одно и то же; товарищей у Бормана появилось немало, но дружба с Уайтом оказалась особенно прочной. Борманы и Уайты жили через дорогу друг от друга, семьи ладили на удивление хорошо. Так тесно, как Сьюзен и Пэт, не общался почти никто из жен остальных астронавтов. Сыновья Бормана Фред и Эд дружили с детьми Уайтов, Эдвином и Бонни Линн, и на долю единственной девочки среди трех мальчишек доставалось на удивление мало дразнилок. Обе пары вместе с детьми часто проводили вместе выходные, и астронавты не упускали случая порыбачить и поговорить о космических делах – или же порыбачить и поговорить о чем-то другом.

В день запуска «Джемини-7» Борман, Ловелл и оба дублера проснулись в семь утра. Оба экипажа занялись тщательными предстартовыми сборами; прежде чем Борман и Ловелл забрались в капсулу, Уайт и Коллинз провели в ней около часа, проверяя системы и готовя корабль к полету. Перед самым полуднем дублеры выбрались наружу, два основных астронавта загрузились в кабину и пристегнулись в креслах. Затем были задраены оба люка над их головами.

Часы перед зажиганием тянулись невероятно медленно. Борман порадовался, что утром они с Ловеллом плотно позавтракали: то была последняя нормальная трапеза, теперь долго таких не будет. На борту корабля имелось множество продуктов, заготовленных на 14 дней полета; названия звучали отлично – курица с овощами, креветки в томатном соусе, говядина с подливкой, пудинг с масляным кремом, упакованные фрукты, – но все это либо запаяно в пленку, либо выморожено почти до бесчувствия, и есть придется ложкой из пластиковой упаковки, которую полагается вскрывать хирургическими ножницами. Фруктовый пирог здесь тоже был – нескончаемое количество кусков, упакованных, как сосиски, длинной цепочкой и спрятанных за креслом Ловелла. Они были питательными и высококалорийными, но никто не обещал, что в космосе они будут хоть чуточку вкуснее, чем на земле.

Впрочем, сейчас – во время взлета и нарастания перегрузок – о еде никто из астронавтов не думал. Через 2 минуты и 36 секунд полета, точно по графику, отработала и ушла первая ступень, из-за чего Бормана и Ловелла бросило вперед так, что в креслах они удержались лишь благодаря ремням. Через миг заработала вторая ступень, и их вновь вжало в кресла. Перегрузка росла по графику от 4 g до 5, 6, 7 – за какие-то три минуты два человека, весившие на Земле около 70 кг, теперь на весах гравитационной физики весили около полутонны каждый.

А потом, через 5 минут и 40 секунд после взлета с побережья Флориды (дойти пешком от стартовой площадки до кафетерия на мысе Кеннеди – и то заняло бы больше времени), двигатель смолк, корабль вышел на орбиту, и вдруг наступила невесомость[12]. Тело ничего не весило, вокруг лениво плавали пылинки и случайные болты и гайки, неминуемо остающиеся в кабине даже после самой тщательной уборки. Как и все новички, испытывающие невесомость впервые, Борман и Ловелл с улыбкой потыкали пальцами в летающий мусор, а затем улыбнулись друг другу.

– «Джемини-7», разрешаем орбитальный полет, – передал из Хьюстона оператор связи, которого здесь звали «капком» (capsule communicator).

– Вас понял, – ответил Борман, – спасибо.

– Отличный у вас полет на тренажере, лучше всех, – пошутил капком.

Борман и Ловелл, которые теперь официально и навечно стали частью крошечного братства людей, летавших в космос, просто улыбнулись в ответ.

* * *

Очень скоро полет на «Джемини-7» превратился в ту самую 329-часовую пытку, какой его все заранее считали. Целых две недели два взрослых человека должны были провести взаперти в капсуле, где обитаемого пространства не больше, чем на переднем сиденье автомобиля «фольксваген-жук», а потолок даже ниже, чем в «жуке». Астронавты быстро усвоили, что разогнуть и вытянуть ноги можно, но только если согнуть тело. Или разогнуть тело, но тогда согнуть ноги. Сделать то и другое одновременно было невозможно. Кроме того, их постоянно окружали механические звуки: жужжание, тиканье, свист двигателей ориентации и вентиляторов – сердцебиение корабля, его пульс. Эти шумы в некотором смысле казались ободряющими, только они лезли в уши постоянно, не прерываясь ни на миг.

Даже спать было не так-то просто, поскольку к постоянному шуму добавлялись переговоры с капкомом. Радиообмен с Землей также не прекращался: по действующим правилам НАСА в любой момент времени хотя бы один астронавт должен был бодрствовать, и, когда напарник находится от тебя в считаных сантиметрах, тебе слышен даже вежливый шепот, нарушающий покой.