Валери, потерпевшая поражение даже в такой осторожной попытке, вернулась в дом: затворничество началось раньше намеченного срока. Однако вскоре она осознала, что никакие покупки не понадобятся: к вечеру холодильник уже ломился от запеканок, бутербродов, картофельного салата и закусок, а на кухонных столах не было свободного места из-за пирогов, пирожных и печенья – все принесли гости, уже прошедшие через такой же опыт и знающие, что в дом астронавта, отправившегося в полет, нельзя приходить с пустыми руками.
Возможность уединения, пусть и почти призрачная в таких условиях, была связана с традицией НАСА по отношению к семьям астронавтов: в спальне или другом месте, удаленном от посторонних глаз, устанавливался небольшой репродуктор. От самого взлета до окончательного приводнения он постоянно транслировал семье переговоры экипажа с операторами. Поначалу звук приходил с запозданием в долю секунды, а затем, когда корабль долетит до Луны, задержка должна была удлиниться до секунды с четвертью – время, за которое радиосигнал, несущийся со скоростью 300 000 км/с, покрывал расстояние от Земли до Луны в 375 000 км. Впрочем, НАСА принудительно задерживало передачу еще на несколько секунд, чтобы в критическом случае трансляцию можно было отключить и не дать семье услышать то, что ей слышать не следовало. Никто из сотрудников ЦУП, слышавших вопли из горящего «Аполлона-1», не решился бы транслировать этот ужас женам и детям гибнущих астронавтов.
Билл не скрывал от Валери степень риска, на который идет, и шансы на возвращение. «33 % вероятности – успешный полет; еще 33 % – благополучно вернемся, но к Луне не слетаем; остальные 33 % – не вернемся», – объяснил он. Эти цифры Билл Андерс получал тем же способом, каким Крис Крафт получал предсказание 50/50, – чуял нутром. И хотя никто из двоих толком не мог сказать, как получились такие цифры, оба были уверены в правильности расчетов.
Предусматривая разные варианты развития событий, Билл оставил детям две магнитофонные записи. Одну полагалось послушать на Рождество, а вторую – только если станет ясно, что семья больше никогда не соберется на Рождество в полном составе.
О второй записи Валери старалась не думать. Жена пилота, она давно уже изобрела собственную «блокировку»: размышлять только о том, что в твоей власти, и не задумываться об ужасных вещах, на которые не можешь повлиять. Многие ее подруги тоже были женами пилотов, и некоторые из мужей воевали во Вьетнаме – в совсем иных и куда более кровавых битвах холодной войны, чем полет на Луну. Если уж они умеют отгораживаться от страха, думала Валери, то и она сможет. И еще научит этому детей.
Она знала: раз нельзя ручаться детям, что их отец благополучно вернется, то она не будет давать такого обещания. Зато Валери может поручиться, что остается с ними – сейчас и всегда.
– Я с вами, – повторяла она после старта каждый вечер, укладывая детей в постель. – И никуда не денусь.
И Валери собиралась повторять эти слова каждый день, пока не вернется Билл.
Сыновьям Сьюзен Борман не требовались такие утешения, как детям Валери Андерс, а если и требовались, то мальчики не подавали виду. 17-летний Фред и 15-летний Эд уже переросли отца с его ростом 170 см. Они были уже достаточно высокими для членства в футбольной команде старшеклассников и обладали пригодным для этого характером. Кроме того, мальчики были уже достаточно взрослыми, чтобы понимать, что одни эмоции мужчине позволено выказывать на публике, а другие – нет, и считали, что умеют отличать одно от другого.
Внутреннее спокойствие сыновья унаследовали от отца; от матери они унаследовали иное спокойствие – внешнее, которое можно напустить на себя, даже если нет внутреннего. Бывали дни, когда Сьюзен особенно нуждалась в такой способности, и день запуска «Аполлона-8» был одним из них. Друзья и родственники начали стекаться в дом еще до рассвета, Сьюзен занимала гостей, следила за сыновьями и ограждала их от назойливых журналистов. Во время старта в доме не было никаких репортеров, но, когда «Аполлон-8» благополучно вышел в космос, Сьюзен пошла на встречу с журналистами – однако на своих условиях: она появилась на лужайке с родителями Фрэнка и с собакой, но без Фреда и Эда. После того как фотографы запечатлели семейную картину, Сьюзен произнесла короткую фразу: «Меня знают как человека, который всегда найдет что сказать, но сегодня у меня нет слов».
Однако все-таки нашла нужные слова и на предсказуемые вопросы ответила со смесью уверенности и гордости. «Величие события очень трудно осознать, я пока не до конца понимаю происшедшее. Все так не похоже на “Джемини-7”». В конце она сказала: «Я слишком эмоционально выжата и не могу говорить».
Затем, извинившись перед репортерами, Сьюзен скрылась в доме. Ей предстояла трудная неделя, и по прежнему опыту она знала, сколько внимания в состоянии уделить репортерам в конкретный день. Сегодня, в день старта, Сьюзен больше нечего было им предложить.