«Аполлон-8»

Если же «давить на газ» чуть слабее и недобрать примерно 1000 км/ч, то эта битва с гравитацией в итоге будет проиграна. И даже если траектория пройдет слишком далеко и корабль промахнется мимо Луны, то можно просто пролететь по дуге и направиться обратно к дому подобно мячику, закинутому высоко в небо и падающему обратно на Землю. Это означало также, что если промахнуться самую малость, то скорость будет достаточно низкой, чтобы подчиниться лунному притяжению, пролететь за обратной стороной Луны и направиться обратно к Земле. В первом случае разворот делается по дуге в открытом космосе, во втором – вокруг «разделителя полос» в виде Луны. В обоих случаях корабль остается на трассе, которую планировщики называют траекторией свободного возвращения, и в любом случае направляется домой.

Пока не пришло время включения, Ловелл решил устроить себе несколько минут отдыха: он перемещался от иллюминатора к иллюминатору, после долгого перерыва вновь знакомясь с тем, как выглядит Земля, медленно вращающаяся внизу под кораблем. Это зрелище представало ему во время всех 206 витков его первого космического полета, но теперь времени на созерцание было гораздо меньше. Имея в распоряжении пять иллюминаторов «Аполлона» против двух на «Джемини», Ловелл хотел как можно больше насладиться такой возможностью.

– Самый лучший полет в моей жизни, – сказал он, подмигивая Борману: то было дружеским напоминанием о тяжелом испытании на «Джемини-7». Он вновь выглянул в иллюминатор, поймал взглядом яркую вспышку – ночная сторона Земли уступала место дневной – и объявил: – А вот и Солнце.

– Где? – спросил Андерс, который за короткое время, отведенное экипажу на пребывание в окрестностях Земли, жадно старался увидеть как можно больше рассветов и закатов.

– Сам посмотри, – ответил Ловелл, жестом подзывая его к иллюминатору. – Подобралось к нам незаметно.

Борман и сам не раз бросил взгляды в иллюминаторы, но все же не очень жаловал мысль о том, чтобы экипаж проводил драгоценное время в созерцании красивых видов. Но раз его товарищи по полету не могли оторваться от иллюминаторов, он решил заодно дать им работу. Учитывая, насколько важной частью задания было составление лунной карты, от чистоты состоящего из нескольких отдельных стекол иллюминатора зависело очень многое, а сохранить ее было не просто. Испарения от резиновых уплотнений рам и микроскопические частицы мусора, стронутые с места во время старта или всплывшие во время невесомости, могли скопиться между слоями стекла. А любая влага, еще со старта приставшая к окнам снаружи, в космическом вакууме должна была быстро превратиться в лед.

– Давайте доложим Хьюстону степень загрязнения окон, – скомандовал Борман. И раньше, чем Ловелл и Андерс успели ответить, он последовал собственному приказу: – Иллюминатор номер один чистый, имеет налет. Наверное, начинается намерзание инея. Номер два – тоже пятна налета.

Ловелл у третьего иллюминатора, заметив полоску, попытался стереть ее большим пальцем, но безрезультатно. Он нахмурился.

– Загрязнение, – объявил он. – Похоже, на внешней стороне.

Андерс доложил о хорошей видимости из центрального иллюминатора, но добавил:

– Немного пыли снаружи и внутри.

Слово «пыль» было скорее оптимистичным: по нему выходило, будто проблема может улетучиться сама собой, хотя и Андерс, и остальные знали, что этого не случится.

– У вас все в порядке, «Аполлон-8», – откликнулся Майк Коллинз. – У нас ничего для вас нет. Просто ждем.

Напоминание об ожидании медленно затихло в эфире: чтобы не мешать экипажу, Коллинз умолк. Он молча вслушивался в переговоры по внутренней связи в ЦУП: другие операторы подтверждали, что компьютеры, система наведения, давление в баках третьей ступени – все было в штатном состоянии. Наконец за 23 минуты до маневра Чарлзуорт, сидевший в кресле руководителя полета на протяжении первой смены, дал отмашку Коллинзу: пора сообщить астронавтам, что их корабль готов покинуть родной дом. Коллинз кивнул.

– Так, «Аполлон-8», – сказал он. – Разрешаем маневр TLI. Прием.

– Принято, – ответил Борман бесстрастно. – Поняли, есть разрешение на TLI. Прием.

Коллинз откинулся в кресле. То, что должно было стать самым захватывающим моментом его жизни, оставило его с острым ощущением неудовлетворенности.

Три представителя человечества, думал он, готовы вырваться из мощной гравитационной хватки Земли и через три дня отдаться гравитации другого небесного тела. Никому из живых существ такого еще не удавалось. Оркестр бы сюда, думал он, и фейерверки. Хоть что-то, чем отметить событие. А вместо этого лишь скучный обрывок фразы: разрешаем TLI.

Однако использование стандартной формулировки было намеренным: она нивелировала само чувство важности события, которое могло отвлечь от дела, когда надо сосредоточиться. Где-то в том же зале управления Джерри Бостик, сидящий за пультом баллистики полета, позволил себе проблеск запретного восторга.

– Улетают, – пробормотал он, ни к кому не обращаясь. – Наши ребята уходят с орбиты.