«Аполлон-8»

За пультом капкома сидел с расслабленным видом Майк Коллинз. Выбрать его для этой смены в самом начале полета было удачным решением, поскольку с экипажем он был знаком ближе, чем кто-либо еще из астронавтов. За пультом, контролирующим операцию торможения, сидел Чак Дитрих, за динамикой полета – позывной FIDO – наблюдал Джерри Бостик: оба были в прекрасных отношениях с экипажем, и их выбор на роль операторов для маневра TLI стал отличным решением.

Больше всего радовали глаз сменные руководители полета Чарлзуорт, Уиндлер и Ланни, которые исполняли одну и ту же должность, но подходили к работе под разным углом. Чарлзуорт, физик по образованию, участвовавший в ракетной программе «Першинг» Армии США, любил летающую технику, на глубинном интуитивном уровне понимал ее принципы и не склонен был потакать ее капризам. Уиндлер напоминал Кранцу его самого: разбирался в системах, оборудовании и людях за пультами с основательностью боевого генерала и при этом чувствовал лирику всего дела так, как больше никто из работающих в зале.

Ланни в этом списке стоял особняком. Кранц работал с ним дольше всего, с тех самых пор, когда оба были зелеными новичками в команде Крафта. Ланни не обладал такой же, как у Кранца, твердостью нрава и быстротой реакции, однако из всех руководителей полета он относился к делу с наибольшей вдумчивостью и тщательностью. Любые неполадки в системах он распознавал с ювелирной точностью и очень серьезно относился к тому, что руководители полетов называли «ловлей блох», – записывал в сменный журнал любые мелкие замечания к работе любой системы, которые в данный момент не имели значения, но для другого руководителя на том же этапе следующего полета могли оказаться очень важными.

Кранц оглядел слаженную команду людей в зале, заполненном негромким гулом голосов, и перенес внимание на экран со знакомой плоской картой Земли, на которую была наложена траектория космического корабля. Совсем скоро – через небольшое время после TLI – карте предстояло смениться. Впервые в истории вместо обычной картины движения корабля по окружности на ее месте должен появиться лунный маршрут, где Земля будет слева, Луна – справа, а корабль станет постепенно продвигаться от одного края экрана к другому. А затем, меньше чем через три дня, карта снова должна смениться, на этот раз картой Луны с витками вокруг нее.

Кранц чувствовал, что назревает перемена – нечто большее, чем один космический полет или одна победа в холодной войне с Советами. Он жаждал вернуться к изнуряющей работе за пультом – на все будущие полеты. Однако сегодня он был рад, что обязанностей у него меньше обычного. Перемены, которые привнесет этот полет в мир, стоили того, чтобы понаблюдать за процессом.

* * *

Обращаясь на высоте 183–191 км, Фрэнк Борман, Джим Ловелл и Билл Андерс такими эпохальными идеями не озабочивались. Думали они – по крайней мере, в тот момент – о том, как бы их не стошнило. Борман и Ловелл были в космосе никак не новичками: Борман провел в полете две недели, Ловеллу и вовсе принадлежал мировой рекорд в 18 суток. Однако все это время они провели в закрытом корабле «Джемини», где обитаемый объем в 2,6 м³ не позволял даже встать с кресла. Да, разумеется, находились они в невесомости, но знали об этом по большей части из наблюдения за летающими вокруг предметами, а не оттого, что могли летать сами.

Капсула «Аполлона» иная. Мало того что она имеет довольно просторный объем 6,2 м³: эти кубические метры рационально сконфигурированы и дают максимальную свободу движений даже для трех человек, занимающих этот объем. Между креслами и приборной панелью оставлено пространство, в котором можно с удобством перелететь друг через друга, легко добираясь от переборки до переборки и от одного иллюминатора до другого.

Нижний отсек оборудования, расположенный под креслами, давал еще больше пространства. Как и предполагало название, отсек частично использовался для складирования, но там же располагался и навигационный пульт с секстантом, так что отсек становился самостоятельным рабочим местом – отдельно от приборной панели. Он даже давал некоторое укрытие в тех случаях, когда астронавту требовалось вздремнуть или воспользоваться пакетом для сбора отходов (они, к сожалению, со времен «Джемини» не изменились к лучшему).

Когда корабль вышел на орбиту, Ловелл первым из экипажа отстегнул ремни и выплыл из кресла. Он двинулся по направлению к отсеку оборудования с намерением положить туда шлем и тут же почувствовал, что голова «поплыла», а желудок перевернулся. Схватившись за твердый выступ стенки корпуса, Ловелл постарался застыть неподвижно.

– Осторожнее, когда встаете из кресла, – предупредил он Бормана и Андерса. Андерс взглянул недоуменно, зато Борман, уже обсуждавший с Ловеллом возможность космической «морской болезни» в условиях такого большого корабля, понял его с полуслова.