– Кто знает? Но скажу честно: не боюсь. Поборол в себе страх… Я, Гошик, вдруг ясно понял одну вещь. Пока не родился на свет, я был мертвым. Уже побывал мертвецом миллиарды миллиардов лет. И что? Мне от этого было ни жарко, ни холодно. Черти меня на сковородке не жарили, это точно – я бы вспомнил. Ни с кем не общался. С тобой, к сожалению, тоже. Стало быть, опыт одинокого мертвеца у меня есть, как у всякого человека. Просто вернусь туда, где была моя душа до рождения – в никуда. А ты наживешься – подгребай. Вдруг встретимся, в шахматишки сгоняем.
– Ты что, Шопенгауэра начитался?
– Да пошел ты!… – Гоша встал и уже у двери, оглянувшись, на влажном глазу, попросил: – Обязательно в Москве меня схороните, в нашем фамильном на Ваганьково. Рядом с Олежкой. Надеюсь, денег на транспортировку тела не пожалеешь, я тебе все оставляю. Гроб красивый купи. Ручки обязательно из бронзы. Мне этот металл в последние годы очень на душу лег.
И вышел.
23 августа – 30 декабря 2014 года
После откровения Игната тема больше не поднималась ни в медицинском, ни в философском аспекте: будущий «виновник торжества» запретил категорически. Только в практическом плане…
Игнат оформил завещание на Гошу, отписал изрядно Любаше (ей, разумеется, ни слова!) и сам, не дожидаясь Гошиного смиренного поведения, выбрал и оплатил дорогущий гроб из полированного кедра с шестью бронзовыми ручками. Заказал он загодя и частный спецрейс с открытой датой, предоставив другу довершить формальности, когда случится.
Но Игнат не доживал, о нет! Он жил на всю катушку. Они втроем махнули в Париж, он швырял деньгами в неприлично дорогих ресторанах. Словно смертник – самоубийца, он исполнял свои последние желания. Почти все они удовлетворялись за счет широко известных кулинарных и алкогольных деликатесов города любви. Каждый день он жадно поглощал по несколько порций фуа-гра и трюфелей, лягушачьих лапок и редких сортов виноградных улиток. Он запивал все это винами двадцатилетней выдержки, изысканным шампанским, каковое всю жизнь терпеть не мог, и коньяком по пятьсот евро за бутылку. Гоша вынужден был соответствовать: боялся обидеть. Любаша быстро пьянела и ловила сумасшедший кайф от сознания, что она ест и пьет в неограниченном количестве за счет восторженного и щедрого любовника.
Оттуда рванули в Амстердам, где Игнат непременно хотел полюбоваться «Писающим мальчиком». Гоша деликатно поинтересовался, почему именно эта скульптура вызывает столь живой интерес друга.
– Знаешь, я увидел ее на картинке еще в пору нашей юности, прочитал, какая она знаменитая. С тех пор всю жизнь мечтал оказаться возле нее и лично разобраться, почему она такая знаменитая и что в ней такого художественного. И если доведется, встать рядом и тоже пописать.
Георгий Арнольдович вежливо похихикал.
Он прошел испытание кварталом «красных фонарей», травкой в кофешопах и скандалом с полицейским, когда, пьяный и обкуренный, попытался отстегнуть чей-то велосипед на парковке. Потом была Бельгия, Брюссель с диким пивным загулом, и только в Брюгге, куда они уговорили заехать, Игнат наконец утихомирился, умиротворился, бродил и дышал полной грудью, остатками проспиртованного сознания ощутив волшебную прелесть городка.
Год клонился к закату, а Игнатий Васильевич Оболонский все не умирал. Ничего, кроме неизменно отечной физиономии и безотчетных, импульсивных прощупываний очевидно поднывающей печени Гоша за ним не замечал. Справиться о здоровье – табу. Заикнуться о походе к врачу – нарваться на скандал.
Пошла последняя декада декабря. У Гоши по вечерам прихватывало сердце. Он начал подозревать, что гроб скорее пригодится ему. Диагноз был понятен: каждый день, каждая ночь наполняли все более сильной тревогой за друга и безумной надеждой. Нервы не выдерживали этой разрушающей двусмысленности уходящего времени: то ли случится вот-вот, то ли еще одни благополучные сутки приблизят к спасительному мигу: ноль часов 1 января, Игнат живехонек, пророчество не сбылось. Колесов боялся лишний раз взглянуть на него, задать, не дай бог, неловкий вопрос – не сглазить бы.
Они решили отмечать дома, на вилле. 30-го сами нарядили елку.
31 декабря 2014 года
Днем сотрудники Carlos, лучшего ресторана Римини, их районного центра в сорока минутах езды, привезли свежеприготовленные неисчислимые закуски, сервировали стол. Барбекю Игнат вызвался жарить самолично, явно переоценив свои возможности. Был он к пяти уже изрядно подогрет, оживлен, весел, непрерывно шутил, вспоминая, кажется, наиболее изысканные поговорки и байки из казарменного фольклора своей боевой юности. На нем красовался дорогущий серый костюм и яркий, понятное дело, итальянский, галстук в косую полоску. Ни тени беспокойства не просматривалось в его округлых темных глазах. А если и переживал, все заслоняла хмельная, густеющая с каждым часом пелена.