Аполлоша

Аналитики из силовых структур, к которым мы обратились за комментариями, единодушны: если такое и произошло, то это не что иное, как очень серьезное, редкое по своей наглости предупреждение высокому госчиновнику, то ли задолжавшему, то ли перешедшему дорогу могущественным силам или кланам. Сделан весьма и весьма веский и совершенно недвусмысленный намек, что если некие условия не будут выполнены, в следующий раз пули не будут пластиковыми.

Редакция продолжит следить за развитием событий вокруг «игрушечного расстрела» одного из самых могущественных политиков страны.

22 августа 2014 года. Равенна

После обеда Оболонский зашел в Гошины апартаменты, зачем-то закрыл дверь на защелку, хотя кроме ушедшей на прогулку Любаши и слуг, милейшей семейной пары, уехавшей за продуктами в Римини, никого не было.

– Намерен отвлекать меня от работы? – Гоша спросил, не отрываясь компьютера, где с утра появились вчерне первые, переведенные заново, строфы поэмы великого итальянца, «поэта мировой скорби» Джакомо Леопарди.

– Намерен, Гошик, намерен.

– Валяй. У тебя тридцать минут, – предупредил Георгий Арнольдович, бросив взгляд на «посетителя». К изумлению, в лице Игната Колесов прочел нечто торжественное и трагическое и с тоскою понял, что получасом не отделается.

– Гошка, я скоро умру. До Нового года.

Служитель Дантовой музы похолодел и в страхе уставился на Игната.

– С чего ты взял? Ты был у врача? Когда? В чем дело?

– Не был. Мне Аполлоша дал понять. Еще тогда, два с половиной года назад, в октябре, когда прощались у Владимира Александровича в Москве.

За годы сбывавшихся чудес Гоша всерьез переосмыслил роль волшебной статуэтки и давно утратил, даже в мыслях, скептически-ироничное к ней отношение. Но заявление друга было настолько неожиданным, внезапным, неуместным в их замечательной, комфортной и безбедной жизни, что прозвучало даже комично, нелепо. Гоша инстинктивно вернулся к забытому:

– Знаешь, тут не надо быть пророком Аполлошей. Я и без него подозреваю: если ты будешь продолжать каждый день глушить виски, водку и пиво, ты можешь и до следующего понедельника не дотянуть. Поэтому предлагаю бросить вызов судьбе: завязывай. Он узнает, и сразу отложит кончину лет на десять-пятнадцать минимум. Он же тебя любит как родного, балван!

– Кончай ерничать. Если бы ты знал, чего мне стоило молчать все эти годы. Но как-то быстро подкатило. И мне уже не страшно.

– Ладно, ладно, успокойся, – Гоша резко сменил тон, потому как сам не на шутку испугался. – Что он тебе сказал? Ну, в каких выражениях, какими словами?

– Ты что, забыл? Он же не словами… он… он внушает, дает понять, наталкивает… я тебе сто раз пытался объяснить.

– Игнатуля, милый, он, конечно, волшебник, кудесник, но все же не господь Бог. Смотайся в Германию, в лучший медицинский центр. Тебя там за неделю изучат с ног до головы. Найдут проблемы – устранят. Какого черта, полковник?! На Западе живут до девяноста минимум. Ты богат, ты не в России, ангину с геморроем не перепутают и в очереди в районную поликлинику сидеть не надо. Ну хочешь, я поеду с тобой?

– Гошик, я умру под Новый год. Никакая не поможет. И я знаю почему. Мое время на земле кончилось. Я свое отслужил, отыграл, отгулял. Всех дорогих, кого мог потерять, потерял, вот, кроме тебя и Любаши, пожалуй. За погибших Олежку и Верочку отомстил гаду как сумел, но в крови не запачкался. Мир повидал, сколько довелось. Узнал точно, что на свете есть непостижимые чудеса. От этих чудес, от Аполлоши, вкусил и горя и радости, каких мало кому выпало. Он дал понять, что мне пора. Значит, пора.

Георгий Арнольдович утратил способность спорить и вообще говорить. Он глядел на поникшего друга, и сердце его разрывалось от жалости. Вся долгая запредельная история с Аполлошей, казалось, счастливо завершившаяся с его исчезновением, вдруг отозвалась жутким предвестием смерти того единственно родного ему человека, который и был объектом заботы бронзового бога и выполнил все, что тот предначертал. В этом проявлялась необъяснимая несправедливость. Абсурдно трагический финал превращал всю историю в зловещий, какой-то метафизический фарс.

– Слушай, Игнат, а может он дал понять, что берет тебе к себе, ну, туда, где он сейчас? – При этом Гоша механически задрал голову кверху, как бы к небесам, куда, собственно, и готовилась вознестись душа его несчастного друга.