Апологеты. Защитники Христианства

Итак, кто из здравомыслящих может сказать, когда таков наш образ жизни, что мы человекоубийцы? Ибо невозможно есть человеческое мясо, не убив наперед кого-нибудь. Первое – ложь, а насчет второго, если кто спросит их, видали ли они то, о чем говорят: то никто не будет так бесстыден, чтобы сказать, будто он видел это. У нас есть и слуги, от которых невозможно укрыться: однако и из них никто не говорил такой наглой лжи на нас. Ибо тех, которые, как известно, не хотят смотреть и на справедливо казнимого: тех кто обвинит в человекоубийстве или человекоядении? Если мы утверждаем, что женщины, вытравляющие зародившихся младенцев, делают человекоубийство и дадут Богу отчет за вытравление, то как же сами станем убивать человека? Какой же человек, верующий в воскресение, согласится сделаться гробом тех, которые имеют воскреснуть? Невозможно, чтобы одни и те же люди веровали в воскресение тел наших и вместе употребляли их в пищу, как не имеющие воскреснуть? Кто убежден, что никто не укроется от суда Божия и что самое тело понесет наказание вместе с душою, для которой оно служило орудием неразумных влечений и страстей, те – весьма основательно думать – будут избегать и малейшего греха (гл. 35–36).

Вы же, государи, удостойте меня вашего царского одобрения за то, что я опроверг клеветы и доказал наше благочестие, кротость и благонравие. Какие люди более заслуживают получить просимое, как не мы, которые молимся за вашу власть, чтобы сын, как требует справедливость, наследовал от отца царство, и чтобы ваша власть более и более утверждалась и распространялась и все вам покорствовало?» (гл. 37).

Афинагора афинянина философа христианского о воскресении мертвых

Христианский догмат о воскресении принадлежит к числу трудно постигаемых и наиболее оспариваемых язычниками. Даже мысль о бессмертии души, проводимая в мифологии и философии, разделялась не всем античным язычеством: многие думали, что смерть есть совершенное прекращение жизни, так что душа погибает и истлевает вместе с телом. Идея же о бессмертии человека в полном его составе была совершенно чужда языческому сознанию. Поэтому христианское учение о воскресении людей, с теми же телами, какие они имели при жизни на земле, казалось язычникам чистым абсурдом. «Вечную жизнь души, – говорит Цельс, – допустить возможно. Но что касается тел, то… тела, по выражению Гераклита, суть не более, как грязь, и Бог не может и конечно не захочет определить их к вечному существованию. Ибо это было бы противно Его разуму (Ориген, «Против Цельса», 5. 14). Невозможность воскресения доказывалась и другими, довольно остроумными доводами. Так, например, всегда указывалось на трудность составить цельное тело из частиц, подвергшихся гниению и полному разрушению. Затем указывалось, что некоторые тела людей были съедены рыбами, птицами и зверями и, следовательно, как пища, вошли в состав их организма. Каким же образом при воскресении они могут отделиться от тел, с которыми вошли в соединение? Еще труднее их выделить, если животные, пожравшие людей, сами были съедены другими людьми и так же, переработавшись в пищу, вошли в новый организм. Возможны переходы частей человеческого тела и непосредственно в другой человеческий организм, например, во время голода, или в припадке сумасшествия люди пожирают друг друга. Как же при этих условиях последует выделение частиц тела? Если они перейдут к организму, к которому первоначально принадлежали, то получит ущерб и окажется неполным другой организм, в котором они сделались одною из составных частей. Если же останутся в этом последнем, то в первом будет недочет (гл. 4).

Афинагор в своем трактате о воскресении опровергает все эти хитросплетенные возражения и доказывает, что воскресение не только возможно, но и необходимо. Возможность воскресения он утверждает на всеведении и всемогуществе Божием.

«Бог, – говорит он, – не может не знать природы имеющихся воскреснуть тел, целых ли членов или их частей, не может не знать, куда поступила каждая частица по разрушении тел и какая из стихий приняла каждую частицу, разрушившуюся и соединившуюся с сродным себе, хотя для людей совершенно неуловимы частицы тел, соединившиеся с сродными себе частями вселенной. Ибо Тот, Который прежде устроения каждой вещи знал природу будущих стихий, из которых должны произойти тела человеческие, и те части их, из которых Он намеревался взять пригодное для устройства тела человеческого, – Тот, очевидно, и после разрушения целого тела не может не знать, куда поступила каждая из частиц, которые Он употребил для полного образования каждого тела (гл. 2).