Кого там хоронят в гуденьи органа и пении детского хора,под горное эхо, под куполом гулким,под каменным небом собора?В гранитных стволах, в холодных углах, в дугах голых,ходил беспрепятственно, бился о свод потолка,ударился воздух в подсолнух гранёный — в подсолнух…Разбухшая месса заполнила строгое мессиво сводов крестовых,и Моцарт, гниющий с бродягами в общей могиле,терялся, толпы не расстрогав.Запаянный гроб, атрибуты скорбей,святых изукрашенных тихая свита,ногами вперёд — вперёд ногами отплывают по курсу из вида.Хотелось, чтоб голубь влетел, чтоб забилиживые несчитанно серые крылья.Стояли минуты, в свечках бледные семечки засветили.И никли слова перед этой громадой,хлестнувшей в закрытые двери прибоем,забравшей его во мглу без возврата……собор отзывается воем…VIОн ушёл налегке по дороге слепых в воскресенье,у него на руке крестик с чётками — чьё-то раденье,в пиджаке у него на листочке чужая молитва —всё хозяйство его… и лицо аккуратно побрито;а очки он не взял, что покажут ему — то и будет,да не лезут в глаза посторонние вещи и люди,даже лучше смотреть через сжатые крепко ресницы,безотывно на смерть из красивой заморской гробницы.