Прошлое казалось некой картиной,на которой шевелились женские телалепеча, вздыхая, вздрагивая,исходя бисерным смехом,разворачивающимся как небосвод объятием.Мрак забирал женщин квадратомто загустевшей, то зализанной крови,просвечивающей сквозь стекловидный лак.
V
Пыльная улица, на которой все больше мертвых.Закат обожает пылинки — плавает на невесомых лодочках,ходит на ресничных ходулях.Ока течет лимфатической водойи трупным мазутом барж.Запах табаков трубит в белорозовые дудочки,и цепи ржавеют и пантоны качаются.Отец прыгает коньком по квадратикам.Я смотрю в его газету из нарисованных слов.Он-то разбирается в этих муравьях, в чешуе дракона.
VI
Странно, но жизнь как-то не запомнилась,как зрители в маленькой киношке «Прогресс»на Советской улице,когда приходишь в заполненный зал —видишь лица, встречавшиеся в переулках, трамваях;тушат свет и еще пустой экранждет мешанины зрелища,а эти мерцающие овалы, обращенные к нему,скопом стоят в твоих глазах подсолнухами Ван-Гога,но ты не помнишь ни одного.
янв. 91
x x x
Мир на оси повернулсягрозные лопнули царствакровь наполняет пределы земельи ей некуда вытечьтонкими стали границылюди свободы хотяти свободу беруткак потом страшно им жить на свободе —воздух другой и земля их иная
янв 90
x x x
там скоро солнце будет по талонами лето по талонам три часана душу населения в июле.Товарищ Генеральный Секретарьвойдет в народ, как новая болезнь,лечение которой неизвестно.Из языка исчезнут падежи,но населенье сможет изъяснятьсяиспользованьем феньки воровской,посредством нескольких инфинитивов,камаринско-татарским переплясом,весьма двусмысленной системой жестов,включающей свободное сопеньес крещеньем лба и живота.Печать продолжит, видимо, бурлить,способствуя успеху новых трюковминистра иностранных делна внешнеполитической арене.Название страны, предполагаю,исчезнет с карты, и она самаизображаться будет как плитакладбищенская, с трещинок рисунком,с которой мудрый исторический процессстирает постепенно письмена.