Апология Чистого Разума

Адамантовая перчатка взялась за середину шеста, чтобы создать центр рычага. Бронированный сапог с силой пнул, — (*ПТЫК!), — длинный конец шеста в сторону. На другом его конце топорище срезало голову, точно нож — попку огурца. Брызнул фонтан крови.

Актеону оставалось лишь висеть на перилах верхней палубы и смотреть, как гибнут его подопечные. Иногда он подносил кулак ко рту, сдерживая рвотные позывы — не от вида хлещущей крови, а от действия ядовитого вещества в его теле. Первая помощь удалась. Только вот, если Зак умрет в схватке, придется Актеону страдать до полного изнеможения.

Очередной офицер был добит резким движением. «Интересно, черт подери, — подумал Актеон, — догадывался ли он час тому назад, что погибнет так жесткого и бесцеремонно? Наверняка его мысли были настолько же далеки от этого, как один конец Кархелла — от другого».

(*Э-А-А-А!..), — с нижней палубы донесся предсмертный вопль.

Абсурдность происходящего натолкнула его на ещё один вопрос: «А мог ли кто-то вообще предугадать или представить себе всю эту картину, как наяву?»

Выбившись из окружения трех человек, Шипастая побежала в обратном направлении. Она набрала скорость, завиляла зигзагами перед офицером, который закидывал её стальными ножами, — (*ВЩХ, ВЩХ, ВЩХ!), — но те пролетали мимо.

Она оттолкнулась носком от подбородка метателя, выгнула спину полукругом и описала в воздухе петлю. А когда офицер вновь оказался в поле её зрения — метнула алебарду. Пика пробила его нагрудный доспех. Рывком подтянувшись за шест, Шипастая добила его коленом.

«Неправильные ты вопросы себе задаешь, Актеон Сельвийский, — обратился он к самому себе. — Правильнее было бы: не видел ли ты подобного прежде? Доспех. Ведь с чего-то вдруг ты называешь его Осколочным. Почему вдруг?»

Ответ он знал, и ответ ему не нравился. Словно маленький ребенок, который отнекивается от ложки с кашей, Актеон увиливал от собственных воспоминаний. Но как бы ребенок не брыкался, он в глубине души знал, что ложка все равно окажется у него во рту. Такова участь стойкости людской воли.

И памяти.

Битва при Варкулетти.

Семь лет назад. 898 г.

Посреди обломков и свежих трупов стояла мрачная фигура, облаченная в доспех из вороненого металла.

Фигура вынула тройные когти из обмякшего тела. Оно упало навзничь к своим товарищам, с распахнутыми глазами. Десятки безжизненных глазниц застыли с выражением шока.

Убийца встряхнул оружие от крови и осмотрелся вокруг. Сто четвертый отряд Иностранного Легиона взял его в кольцо. Тридцать солдат с глифами металла, включая капитана Актеона, а также один глиф жизни и один глиф огня. На убийцу направили лезвия всех мастей и держали наготове заклинания: глефист жизни — терновые корни, чтобы обвить ими врага, глефист огня — мощный залп пламени.

При таком раскладе стороны не равны по силам. Фигура с когтями явно перевешивала.

Напряженная тишина продолжалась, пока не поспела подмога. Девяносто третий отряд Внешнего Трибунала, — (*ТОП, ТОП, ТОП!), — расположился вторым кольцом. Пары заряженных «приговоров» были нацелены прямо в центр.

«Приговор» — вид стрелкового оружия, изобретенный Магистратом. Использовался по тому же принципу, что и кремневый пистолет — всего-то нужно было спустить курок. Но если последний стрелял за счет ударной силы гремучего пороха, то приговор — за счет энергии магических кристаллов сукуродайта. В отличие от пистолета, который необходимо заряжать после каждого выстрела, приговор мог палить до перегрева. После чего требовалось длительное охлаждение, или же он мог предательски взорваться в руке в самый неподходящий момент.

Из-за спины Актеона вышел кардинал Август Сильвестр в фиолетовом одеянии с синими лентами. То был преклонного возраста старик, но выглядел здоровым и полным сил.

«Может, поддерживает свою живость при помощи глифа жизни? — подумал однажды Актеон. — Или это результат медитаций и здорового образа жизни?.. Да кто его знает».

— Шах, — заявил кардинал Сильвестр.

— Но не мат, — сосредоточенно ответил Актеон.

Кардинал лишь медленно кивнул.

«Во всяком случае, мы его телами закидаем. Пусть только попробует снова удрать».

Боевые подразделения Магистрата только окружили его и плотно прижали к стенке. Но Шамаха всегда был из тех угрей, что ускользают сквозь пальцы. Пусть даже эти пальцы сомкнулись у него на шее, он и глазом не повел, что сильно раздражало и настораживало.

«Ладно… — со вздохом подумал Актеон, — не вечно же так в гляделки играть». Прочистив горло, продекламировал вслух:

— Шамаха!

«Ублюдок, мать твою», — промелькнуло в мыслях.

— Ты официально арестован силами Магистрата по воле Верховного Совета Избранных! У тебя есть право мирно сдаться, и на размышление дается две минуты.

«Чтобы ты успел придумать, в какой последовательности нам открутить головы. Но закон Магистрата непреложен».

— Время пошло!

Со смехом в голосе Шамаха спросил:

— Пхе-хе, а не слишком ли вы разбежались?

«Вот и я о чем».