Апология Грозного Царя

Земские полки, бежавшие от Оки, вместо того, чтобы встретить врага в чистом поле, поспешно сели в осаду среди деревянных московских посадов. На другой день, 24 мая, татары зажгли предместья. Армия погибла в огне, воевода И. Д. Бельский задохнулся в подвале дома, где пытался спрятаться, "комендант" Москвы Вороной-Волынсков сгорел, самоотверженно пытаясь спасти опричный двор. Татары, переловив разбегавшихся из пламени жителей, ушли восвояси. Карамзин и иноземные мемуаристы объявили о 800 тысячах погибших (45) и о 150 тысячах пленных (46). Цифры совершенно несуразные, даже если в Москву собралось все окрестное население. Сами крымцы, сообщая о победе своим союзникам Сигизмунду и Курбскому, писали о 60 000 убитых и таком же количестве пленных (47). Сразу же после набега были казнены князь М, Черкасский, не сумевший провести в срок мобилизацию всех опричных войск для отпора крымцам, и князь В. И. Темкин-Ростовский, ответственный за организацию обороны столицы. Князь Мстиславский, письменно признавший свою ответственность за поражение, был прощен благодаря ходатайству митрополита Кирилла (48).

Как руководитель, Иоанн сделал верные выводы из поражения 1571 года. Комиссия Воротынского разработала эффективный план защиты южных рубежей, в соответствии с которым "в 70-х годах XVI века правительство обставило степь цепью острогов… от Донца до Иртыша и под ее защитой крестьяне осмелились вторгнуться в области, бывшие доселе вотчиной кочевников" (49).

Грозный сделал землепашцам поистине царский подарок - плодороднейшие черноземные степи, но что еще важнее, избавил людей от страха перед татарским рабством, за что народ поминал его добрым словом не одно десятилетие. С этого времени сила крымской Орды стала убывать, а созданная царем и его соратниками система обороны прослужила России более ста лет - до Петра I.

Но Грозный - талантливый государственный деятель - совсем не устраивал его "биографов". Они творили образ деспота на троне и в соответствии с этой задачей интерпретировали все его действия, в том числе и следующий эпизод.

В 1580 г. царь провел полицейскую операцию, положившую конец благополучию немецкой слободы. Враждебные России зарубежные силы тут же воспользовались этим для очередной пропагандистской атаки на Грозного. Одиозный померанский историк пастор Одерборн описывает события в мрачных и кровавых тонах: царь, оба его сына (один из которых, святой благоверный царь Феодор Иоаннович, канонизирован Русской Православной Церковью), опричники, все в черных одеждах, в полночь ворвались в мирно спящую слободу, убивали невинных жителей, насиловали женщин, отрезали языки, вырывали ногти, протыкали людей добела раскаленными копьями, жгли, топили и грабили (50). Однако, Валишевский считает, что данные лютеранского пастора абсолютно недостоверны (51). Надо добавить, что Одерборн писал свой пасквиль в Германии, очевидцем событий не был и испытывал к Иоанну ярко выраженную неприязнь за то, что царь не захотел поддержать протестантов в их борьбе с католическим Римом.

Совсем по иному описывает это событие француз Жак Маржерет, много лет проживший в России: "Ливонцы. которые были взяты в плен и выведены в Москву (не те ли, которых "забили" железными палками? -авт.), исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри юрода Москвы, отправляли там публично службу; но в концеконцов, из-за их гордости и тщеславия сказанные храмы… были разрушены и все их дома были разорены. И, хотя зимой они были изгнаны нагими, и чем мать родила, они не могли винить в этом никого кроме себя, ибо… они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их одежды - столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс… Основной барыш им давало право продавать водку, мед и иные напитки, на чем они наживают не 10%, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда" (52). Подобные же данные приводит и немецкий купец из города Любека, не просто очевидец, но и участник событий. Он сообщает, что хотя было приказано только конфисковать имущество, исполнители все же применяли плеть, так что досталось и ему (53). Однако, как и Маржерет, купец не говорит ни об убийствах, ни об изнасилованиях, ни о пытках. Но в чем же вина ливонцев, лишившихся в одночасье своих имений и барышей?

Генрих Штаден, не питающий любви к России, сообщает, что русским запрещено торговать водкой и этот промысел считается у них большим позором, тогда как иностранцам царь позволяет держать во дворе своего дома кабак и торговать спиртным (54), так как "иноземные солдаты - поляки, немцы, литовцы… по природе своей любят пьянствовать" (55). Эту фразу можно дополнить словами иезуита и члена папского посольства Дж. Паоло Компани: "Закон запрещает продавать водку публично в харчевнях, так как это способствовало бы распространению пьянства" (56). Таким образом, становится ясно, что ливонские переселенцы, получив право изготовлять и продавать водку своим соотечественникам, злоупотребили своими привилегиями и "стали развращать в своих кабаках русских" (57).