Апостол

По ночам в доме Иуды (или теперь, может быть, в доме Анании?) Павел не смыкал глаз, в отчаянии метался по постели. Торжество, которое он, ослепший, чувствовал недавно — где оно? В конце концов Павел предоставил все соизволению Божьему. И покой вернулся в его душу. Ни голос, ни свет не открывали ему, что делать; в нем крепло убеждение, что он должен уйти, оставить все, взяв с собой лишь свитки с Писанием — не апостолы нужны были Павлу сейчас, но только Иисус: не город, а уединение.

Следующий шаг его был прост: Дамаск стоял на пересечении многих дорог, и одна из них, по которой привозили миро и ладан, вела в Южную Аравию и страны Африканского Рога (Сомали и Эфиопию). Караваны верблюдов, груженых деньгами и товарами, возвращались туда из Римской Империи. Павел принадлежал к семье, имевшей обширные торговые связи, и для него не составило труда присоединиться к одному из караванов.

Глава 5. В Аравию и обратно

Где-то в Аравии, среди диких скал и вади, между горами Синая и великой песчаной пустыней, жил молодой бедуин — один из первых учеников, обращенных Павлом в христианство. Невозможно понять, как Павлу удавалось сдерживать себя и молчать об открытой им любви Господней к миру. Может быть, ночью, при свете костра, он делился плодами своих дневных размышлений, привыкая упрощать свой язык, приспосабливая выражения к слуху грубых и невежественных погонщиков верблюдов.

Проповедовал Павел от случая к случаю — не это было его главной целью. Он ехал в Аравию учиться — учиться у восставшего из гроба Иисуса Христа. Павел всегда утверждал, что действительно видел Иисуса по дороге в Дамаск; точно так же он утверждал, что учился всему непосредственно у Иисуса: "тайна сия ниспослана мне откровением", — и при этом не переставал удивляться тому, что среди многих Бог избрал именно его, бывшего гонителя Своего, меньшего, чем наименьший из святых. Не душой и не сердцем слушал теперь Павел Иисуса — но всем существом своим внимал Ему. На дороге в Дамаск к Христу устремились воля и чувства Павла, в Аравии — ум.

Проходили месяцы и годы: зимние бури, весна, покрывающая цветами всю пустыню, страшный жар лета; Павел стал стройным и выносливым, лицо его загорело до черноты. Наконец, на третий год после обращения, он был готов.

События этих лет скрыты мраком неизвестности. Скорее всего, Павел прошел по знаменитому ущелью в арабскую столицу Набатеев — в Петру, где воспользовался первой возможностью проповедовать пришествие Христа в синагоге иудейской общины. Начались волнения, и царь Арета, ненавидевший евреев, отдал приказ арестовать возмутителя спокойствия. За голову Павла была назначена цена, ему пришлось бежать из Петры. Настала пора оставить Аравию и возвращаться в центр событий — появиться подобно Моисею, вышедшему из пустыни и представшему перед фараоном с требованиями от имени Бога — появиться так, будто Сам Господь пришел провозгласить в синагогах: "Время пришло; Царство Божие с вами; покайтесь и уверуйте в благую весть".

Тридцатипятилетний Павел отправился на север, чтобы возглавить великий поход, в котором синагоги иудеев станут оружием Христовым. Иерусалим был все еще закрыт для него — не только потому, что апостолы не стали бы откровенно говорить с ним, пока он не пострадал за веру, — Павел не был уверен, что апостолы вообще считают язычников достойными принять веру наравне с иудеями. Так или иначе, Павел присоединился к каравану, следующему на север с грузом пряностей и золота. Прежде, чем караван достиг Дамаска, перед глазами Павла вновь предстала вершина горы Хермонской, и они миновали место, где Иисус явился ему на дороге.

Вряд ли в Дамаске забыли неожиданное обращение Павла, но многие, вероятно, отнеслись к этому событию, как к чему-то преходящему: Павел промелькнул на их небосводе и исчез, как падающая звезда. Анания, судя по всему, вернулся к своей тонкой и опасной стратегии мирного сосуществования с иудеями. Христианская община, разумеется, хорошо приняла Павла — и уже в следующую субботу он вошел в синагогу, чтобы воспользоваться своим правом толковать Писание. Подобно Стефану, он привел иудеев в смущение и замешательство, доказывая, что Иисус и есть Спаситель. Те, кто помнили предыдущее посещение Павлом этой синагоги, изумились тому, насколько выросла его убежденность и понимание смысла Писания.

Павел "все более и более укреплялся", как пишет Лука. Он не нападал на не верующих в Христа иудеев и не выражал огорчения, когда бывшие друзья его, фарисеи, отказывались от обращения — но кое-что, возможно, Павел упустил в своих первых проповедях: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий". В словах этих, сказанных им двадцать лет спустя, можно услышать отголосок первых неудач.

Как бы то ни было, у Павла появились первые ученики. Именно они спасли его, когда иудеи сговорились убить Павла.