Апостол, или Памяти Савла

– Ты ему сочувствуешь, и казнь его Службе не на пользу – ты сам так говоришь. Ведь ты хорош с Каиаху? Вступись за парня!

– В своем ли ты уме? – неприязненно сказал Нируц. – Это не мое дело – заступаться перед первосвященником за кого бы то ни было. Меня не касаются дрязги кохенов, капитан. Да они веками спорят друг с другом! Обвиняют друг друга, преследуют, побивают камнями. Проповедник выбрал свою участь, когда надерзил Иакову.

Севела промолчал.

– Я на следующей неделе буду встречаться с Каиаху, он наверняка заговорит об этом Стефане, – немного погодя, сказал Нируц. – И будь спокоен, я выскажу его преосвященству свое полное одобрение!

– Отчего же только одобрение? Выскажи ему восхищение, мой майор.

– Я вот что скажу тебе, – Нируц вздохнул и опустил веки. – Я сочувствую этому крикуну из Нацерета. Он хочет мученической смерти, он хочет встать рядом с его Искупившим. То – его участь, он ее выбрал. Но так нынче складываются дела в Провинции, что этот парень утянет к своему Искупившему множество ни в чем не повинных людей, коли не заткнуть ему рот. И вот еще что, мой человеколюбивый капитан. Синедриональные казнят этого дурака из Нацерета. Но ты мне поверь – он мало чем от них отличается. Окажись перед ним Иаков, как сам он сейчас стоял пред комиссией – так Стефан без раздумий приговорил бы Иакова. Они одной породы люди…

* * *

Он старался не думать о сроке, который назначила Курганова. Решил, что позвонит не через «пару недель», а недели через три, не раньше.

Тут дело тонкое, если позвонить через две недели, можно запросто нарваться на «не было времени, Михаил, позвоните еще через недельку». Он запросто может психануть: вот ведь какая вдовствующая королева, сама пожелала оценить, никто за язык не тянул. Он накрутит себя и вообще не станет перезванивать. (Такие жесты за ним водились.)

Так что он положил себе срок – три недели. Двадцать шестого числа он позвонит и сдержанно спросит: какое впечатление (да, это именно то словосочетание – «какое впечатление») произвел на Софью Георгиевну его труд? Нет, не «труд», надо будет сказать «опус», чтобы прозвучало с самоиронией.

Прошло пять дней. В четверть третьего экселенц зашел в комнату Дорохова, спросил о чем-то. Потом сел, закурил, стал рассказывать про одного чудака, который строит пространственные модели белковых молекул из бумаги и все на свете знает. Может хоть завтра создать вакцину против AIDS, знает первопричину канцерогенеза. Потом экселенц взялся смотреть форезы.

Тренькнул телефон, Новиков поднял трубку.

– Да. Здрасьте… Да, секундочку. Дор, тебя.

– Минуту, Александр Яковлевич, – виновато сказал Дорохов (экселенцу не нравилось, когда отвлекались от собеседования с их светлостью). – Слушаю.

– Михаил?

На мгновение показалось, что это звонит бывшая теща. Дорохов недоуменно подумал: чего это она? Может, с Ленкой что?

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, Миша. Я звонила Семену, он дал этот телефон, сказал, что вы тут чуть ли не круглосуточно.

Он не знал, что и сказать… Совершенно не ожидал, что Курганова может позвонить сама, и к тому же на работу.

– Одну минуту…

Зажал микрофон рукой и тихо сказал экселенцу:

– Алексан Яклич, я дико извиняюсь!

– Поторопись, – сказал экселенц. – Я буду у себя.

– Да, Софья Георгиевна, слушаю… – быстро сказал Дорохов. – Добрый день.

– Здравствуйте, Михаил. Не отвлекаю вас?

– Ну что вы!

– Я прочла вашу книгу.

– И какое впечатление… Спасибо, что позвонили, Софья Георгиевна! – сказал он вмиг севшим голосом. – Я, честно сказать, места себе не нахожу. Целый год почти на это угрохал. Какое у вас впечатление от книги, Софья Георгиевна?

– Да самое хорошее у меня впечатление, – немного грустно сказала Курганова. – Умная книга, хороший язык. Огрехов, разумеется, полно… Но это уже дело редактора. Вы приезжайте ко мне вечерком, Михаил. Сможете?

– Спасибо, что позвонили, Софья Георгиевна! – выпалил Дорохов. – Вам понравилось?

– Да, – решительно сказала Курганова. – Вы на славу потрудились. Тут есть о чем говорить. Так вы приедете?

– Господи, да куда ж я денусь-то! – счастливо сказал Дорохов. – Когда вам удобно?

– В семь приезжайте. Успеваете?

– Конечно!

«Надо в четыре смыться. Побреюсь… Галстук… У меня где-то был!»

– Тогда до встречи.

– До свидания, Софья Георгиевна. В семь я у вас.

Он бережно опустил трубку и шумно выдохнул.

«Вот так… Вот так все повернулось…»

Он взял пачку форезов и пошел к экселенцу.

– Что произошло? – изумился Риснер. – Из Инюрколлегии звонили?

– В смысле? – спросил Дорохов, улыбаясь во весь рот.

– Ты выглядишь, будто получил наследство.

– Алексан Яклич, если не возражаете, я сегодня пораньше уйду.

– Ради бога… Ты не влюбился ли?

– Да так… Кое-какая приятная неожиданность, – уклончиво ответил Дорохов.

Без четверти семь он подошел к «Пионеру». Выкурил папиросу возле подъезда. На фонарном столбе висели квадратные часы. Он дождался, пока минутная стрелка подойдет к одиннадцати, поправил под шарфом узел галстука и потянул на себя тяжелую дверь.

– Добрый вечер, Михаил, – сказала Курганова. – Холодно на улице?

– Да нет, градусов десять.