– Стоукс и Родес, сентябрь восемьдесят шестого. «Interferon-induced changes in the monocyte membrane: inhibition by retinol and retinoic acid». Отчего ж я дура-то такая, Миха?
– Чаю хочешь?
– Я умереть хочу. У меня еще так в личной жизни все запутанно…
– Так, дуй отсюда, – безжалостно сказал Дорохов. – Завтра Машке расскажешь про личную жизнь.
Он отпил из кружки остывший чай и опять стал печатать.
«Проведенные исследования позволяют выдвинуть несколько предположений об особенностях пространственной структуры интерферона. Результаты обращенно-фазовой хроматографии на использованных ранее и описанных сорбентах указывают…»
И потом – отчего ему показалось, что Курганова поможет напечататься?.. А ведь
«…это предположение недостаточно объясняет причины сравнительно слабого взаимодействия альфа-ИНФ-А с фенил-сефарозой. На степень связывания интерферона с лигандом большое влияние оказывает…»
Опять открылась дверь, вошла Великодворская.
– Миха, я, наверное, зря в аспирантуру пошла, – жалко сказала она. – Ты говорил – чай у тебя, да?
Дорохов достал из стола пачку.
– Заваривай, бездельница. Сахар в шкафу.
«Марк пишет Корнелию.
Имею честь передать Вашему Высокопревосходительству Корнелию стенограмму беседы майора Тума Нируца с капитаном Севелой Малуком.
Стенографирование проводилось скрыто.
Двадцать шестой день месяца гарпея, помещение резидентуры, что в башне Фасаила.
Нируц. Доволен моим поручением? Романцы называют такое «синекура». В присутствие являться не надо, на аресты ходить не надо, докладных писать не надо. Знай себе, беседуй с приятным человеком…
Малук. Ну, положим, два дня я провел в архиве, да еще неделю беседовал с этим приятным человеком в неприятном месте…
Н. Я незамедлительно приказал выпустить его из крепости. Как только ты попросил отпустить гончара, я пошел с этим к Светонию.
М. Благодарю тебя за то, что все было сделано без проволочек. Поверь, Пинхора незачем держать в крепости Антония.
Н. Что в архиве?
М. Записи о семье, а более ничего.
Н. Что ты теперь знаешь о Пинхоре? Что он за человек?
М. Он умный и совестливый человек.
Н. Что еще?
М. Он образован, как кохен первой череды. Он образован, как афинский ритор. Он блестяще знает историю. И в философии он сведущ.
Н. Что еще?
М. Он сносится с галилеянами.
Н. А тех, кто поддерживает галилеян деньгами, он знает?
М. Иных знает.
Н. Имена он тебе называл?
М. Он же говорил о добрых знакомых. Конечно, он называл имена. Я написал отчет.
Н. Я еще не читал твоего отчета.
М. Йонатан Шуви, держатель ссудной конторы «Опалим» в Тире. Вениамин бен Дан Хацор, главный механик на верфи в Доре. Гезер бен Асаф Геман, владелец тридцати меняльных лавок на побережье. Бенгадад бен Иегу Кушит, основатель оловянных копей вблизи Иезера. И еще некий Никанор из Сиракуз, собиратель древностей. Этот Никанор пятый год живет в Тире, скупает статуэтки и утварь, перепродает в метрополию.
Н. Ты справлялся о них в синедриональной канцелярии?
М. Я позавчера оставил в канцелярии запрос на этих пятерых. Признаюсь, поражен – какая огромная картотека у синедриональных. Все западное крыло Храма занимает картотека. Сотни тысяч папок, порядок абсолютный!
Н. Да, у них богатый архив.
М. А я ведь перед тем был в городском архиве. Там совершеннейшая путаница, сведений мало, романцы архив разорили.
Н. Что ответили из Синедриона?
М. О Никаноре из Сиракуз у них записей нет. А что до остальных, то это необычные люди! Я запросил о них несколько городских архивов.