Павел умел говорить с этими беспокойными людьми. Он пробовал направить в нужное русло их трогательную нужду в божественном присутствии и понимал их тоску по спасению. Он проповедовал истину, «полученную в откровении», играя, таким образом, ту роль, которую они могли понять, — роль мистагога, новатора божественной мистерии. В самом начале проповеди он поведал им свою жизнь, представив ее, как живое свидетельство могущества Бога: он рассказал им, каким было его существование «до», повествуя о своих преследованиях и непримиримости[471]
. Он показал им также, что только обращение может завершить процесс социальных и духовных преобразований, в который они все вовлекались, потому что только во Христе может осуществиться замечательное единство человечества.В этих космополитических аудиториях Галатии, состоящих на сорок процентов из местных жителей, на тридцать семь из римлян и только на двадцать три процента из греков, Павел смог преодолеть все основные противоречия этого древнего города: «Нет уже иудея, ни грека; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»[472]
.Проповедь Павла непосредственно рассчитана на особенности и предубеждения окружающей действительности, весьма неясной. При правлении Клавдия римские колонии в этом регионе были на вершине процветания; колонисты своими глазами наблюдали, как осуществляются путешествия в Ефес и Рим, видели высоких государственных служащих и даже следили за карьерой сенатора. Павел и его слушатели оказались взращенными на одной почве — на греческой культуре: его пастве был понятен образ «наставника», который Павел применил к Закону Моисееву — он, конечно, стоит ниже, он — раб, но тем не менее он — необходимый опекун сына доброй семьи в процессе его воспитания[473]
. В Антиохии Писидийской лоск эллинизма только внешне объединял население, на самом же деле здесь можно было встретить много Babis, Tateis, Manès дикого племени, и должностные лица принимали их, говоря с ними, разумеется, на латинском.Положение изменилось, когда Варнава и Павел покинули Антиохию и пошли по направлению к востоку, чтобы добраться до Тарса южной дорогой, которая шла прямо к морю, обходя трудные участки Тауруса[474]
.В Лаодикии они пошли к югу, чтобы попасть в колонию Листры, которая была настоящей юго-восточной метрополией. По пути они остановились в Иконии (по-современному, Конии), в городе дервишей, довольно многолюдном, находящемся в самом центре плодородной области, где имел вес фригийский слой общества. Тогда как «Деяния» и на этот раз описывают его миссии в синагоге, роман о Павле, написанный в этих краях, в Антиохии Писидийской, рисует картину проповедования местным эллинистам в частных домах, где апостол был гостем. Кроме обращенных из Иконии, в романе упоминается об Онисифоре и его семье — одно из посланий к Тимофею представляет Онисифора, как соратника Павла в Ефесе, — а также о молодой девушке Фекле, которая с тех пор посвятила апостолу жизнь и стала героиней «Деяний», известных как любовный роман[475]
.Но главным образом писидийский роман создает образ апостола-путешественника, который толкует Библию и поучает встречающихся по дороге путников. В конце концов, именно в Иконии бережно сохранили воспоминание о чертах и манерах Павла: «Человек маленького роста с лысой головой, кривыми ногами и сросшимися на переносице бровями, носом, слегка с горбинкой, полный доброжелательности»[476]
. Однако этот портрет абсолютно стереотипный, а эта миссия странствования напоминает евангельский эпизод с паломниками Эммауса[477].По другую сторону Иконии находился регион, принадлежащий к самым скудным и наименее эллинизированным областям Малой Азии. Цицерон, который вынужден был пребывать здесь из-за проконсульских дел, не находил достаточно презрительных слов для этого неотесанного, невежественного народа, часто еще кочующего. Холодная и пустая равнина, где разводились преимущественно стада ослов; катастрофическая нехватка источников, такая что нужно было покупать питьевую воду во время переходов, — это было чересчур даже для древнего путешественника![478]
Для защиты этого региона была основана колония Листры, расположенная на небольшом акрополе, но достаточно далеко от главной дороги. Несмотря на свой статус колонии и на присутствие там римских опытных воинов, она еще и в правление Клавдия имела облик простого села, хотя и весьма благосостоятельного. В Листре первыми обращенными были женщины: Лойда и Евника — соответственно бабка и мать Тимофея.