Апостол Павел

Мы ничего не знаем о том, каким было его жилище — наверное, это был квадратный дом, каких на Востоке много, окруженный садом. Но мы вполне свободно можем представить те ароматы еврейской кухни, которые встречали вернувшегося из школы мальчика: запах горячего хлеба, только что вынутого из печи, являвшегося основой питания евреев Палестины и диаспоры (недаром по-древнееврейски «есть хлеб» означало просто «поесть»), запах жаренной на решетке рыбы. Горели дрова в очаге, запекался на вертеле ягненок. Раб ощипывал голубя на ужин. Поджаривались на оливковом масле овощи: огурцы, бобы, чечевица. Наверняка Савл угощался и изысканным лакомством — кузнечиками, среди которых, согласно кулинарному трактату той эпохи, насчитывалось восемьсот съедобных разновидностей: их ели отварными, подсоленными, как мы едим сегодня креветок. Все блюда были щедро приправлены каперсами, тмином, шафраном, кориандром, мятой, укропом.

Савл наверняка знал, что свинину, зайчатину и мясо других животных можно вкушать лишь после того, как выпущена кровь. Родители конечно же объяснили Савлу причину: «Душа любой плоти — это кровь, а съесть душу животного — значит подвергнуть себя большой опасности».

В своих посланиях Павел вспоминает о ремесле, с которым даже в своем апостольском служении никогда не расставался: skenopoios. Это слово можно перевести как «изготовитель палаток». Традиция фарисеев предписывала отцу преподать своему сыну какое-то ремесло. Можно представить себе, как Савл ежедневно трудился в мастерской среди собратьев, постигая секреты искусства skenopoios. Как не вспомнить об отце, который внимательно следил за тем, чтобы ремесленники его мастерских приобщали сына к делу. Процветание города Тарса связано именно с ткачеством. Помимо вышитых тканей и тонкого батиста в Киликии производили грубые ткани из козьей шерсти, которые так и назывались — cilicium, «киликийские». Также позднее стали называть и власяницы, которые христианские мистики носили прямо на теле для умерщвления плоти. В античном обществе была велика потребность в палатках: начиная с накидок для тела и навесов для телег и лодок, заканчивая огромными праздничными палатками, похожими на наши шапито, вмещавшими до четырехсот человек. Изготовителей палаток тоже было великое множество, и, по словам Диона Кассия, о численности их высказывались противоречивые суждения: «Говорят, что их стало слишком много, и им вменяют в вину беспорядки и волнения. А потом с ними вновь обращаются, как с необходимой частью общества, и окружают уважением».

Во время своих пастырских путешествий Павел часто будет обращаться к ремесленникам и торговцам тканями: Лидии, «торговавшей багряницей» в Филиппах, ткачам или торговцам тканями в Эфесе. Когда он отправился со Словом Божиим в Ликаонию, то пошел — может, совершенно неосознанно — по дороге, которой обычно следовали купцы из Тарса за козьей шерстью в горы Тавра.

Трудно удержаться, чтобы не представить себе Савла-мальчика, с любопытством заглядывающего в мастерские, где трудятся рабочие его отца. Здесь кроили, сшивали, собирали палатки. У тканей, особенно сделанных из козьей шерсти, особый запах, который был памятен Савлу всю жизнь. Если работали с кожами, к кисловатому запаху шерсти примешивался другой, горький запах. Тот, кому довелось побывать на Востоке, знает: вряд ли ремесленники станут работать молча — то один окликнет другого, то кто-то пошутит, а остальные рассмеются, то затянут во все горло песню, прославляющую солнце, ветер, море и — как же без этого? — любовь… То же было и во времена Савла.

Когда палатки отвозили для погрузки на корабли, Савл, конечно, бежал за телегой — какой мальчишка этого не делал? — и, наверное, подставлял свое детское плечо, чтобы помочь выгрузить тюки на набережной.

Как Савл учился? Без сомнения, замечательно. Иначе отец не собрал бы всю семью и не объявил: его сын освоил в вероучении все, что можно было изучить в Тарсе, а теперь отправится продолжать обучение в Иерусалим, город — светоч иудаизма.

Я ясно вижу, как в молчании внимала иудейская семья судьбоносным словам главы семейства. Возможно, в этот момент глаза матери застилали слезы: что ждет ее сына? То, что выбран был Иерусалим, никого не удивляло, но впечатляло: юноша, направляющийся в город Господень, это не просто ученик — это паломник. Алия — буквально «восхождение», этим древнееврейским термином обозначают такого рода паломничество[8].

А сколько же лет исполнилось на тот момент Савлу? Лука пишет, что он проводил жизнь в Иерусалиме «от юности своей» (Деян 26:4). Традиция этапов ученичества позволяет нам узнать это достаточно точно: в пять лет юный иудей приступает к изучению Библии, в десять — наступает этап Мишны[9], в тринадцать он должен соблюдать заповеди, в пятнадцать лет переходит к Талмуду, в восемнадцать — женится.