Апостол Павел

Сам Павел ссылался на побуждения духа. Он действовал, по его словам, как «ревнитель Закона» [273]— его излюбленная формулировка, достаточно выразительная, чтобы сразу же нарисовать образ зелота. По словам Иосифа, его деятельность стала деятельностью «четвертой секты» [274]. Тем не менее не представляется возможным, чтобы Павел участвовал в этом организованном движении, конечно, очень близком фарисейству, но отличавшемся от него чрезмерным национализмом и непримиримостью: для зелотов римляне были омерзительными иностранцами — точка зрения, которую молодой Савл никак не мог разделять, будучи римским гражданином и надежным человеком в Синедрионе, благоволящем к Риму. Сам он говорит об этой «ревности» скорее как об основном свойстве иудаизма той эпохи, чем как о характерной черте какой-либо из сект [275]. «Ревность» — это выражение абсолютных религиозных обязательств; это дело совести — достичь высшей степени совершенствования в чистоте, проповедуемое фарисеями; это убеждение, которое должно защитить Закон и традиции; это рвение потомков древних к загробной жизни. Наконец, это проявление всего характера: «ревность», отчаянная привязанность к Богу и единоверцам [276], которая легко может перейти в «зависть» и фанатичность. После своего обращения [277]Павел начнет применять этот термин к себе самому, ревностно выполняя свою миссию.

В этом проявились черты молодого Савла, деятельного и увлеченного ревнителя Бога. Но с этой сильной личностью произойдет удивительная метаморфоза: из консерватора он превратится в новатора, он всецело посвятит себя Церкви, которую так яростно преследовал. Дело Стефана разрушило стены его башни из слоновой кости и заставило молодого мудреца осознать необходимость другой веры для жизни в этом мире.

Дамаск, рискованное путешествие

Обращение Савла произошло во время путешествия в Дамаск, как он позже засвидетельствует в Послании к Га латам, вспоминая свое «возвращение» в город.

Добраться в Дамаск в то время было не так-то просто. Дорога была длинной и далеко не безопасной.

В начале нашей эры эта область оживленной торговли была местом нескончаемых конфликтов между династией Геродов и арабским народом набатейцев, хозяев огромного оазиса Петры, расположенного ближе к югу, которые желали иметь монопольное право на все караванные пути между Аравией и сирийской стороной [278]. В Дамаске, где Герод Великий имел определенное влияние [279], еще с девятого столетия существовал иудейский базар: в то время огромный караванный центр был частью сирийской провинции, созданной Помпеей. Со времени правления Августа началось активное расселение набатеев в северном направлении: обустроившись уже в Филадельфии (Аммане), они стали контролировать Геразу [280], затем заняли горы «выше Дамаска», на юго-востоке, откуда совершали набеги на город [281]. Действия, направленные на примирение набатеев с римской армией приняли внезапно противоположный оборот, когда Герод Антипа развелся со своей супругой набатеянкой в 27 году. Из мести царь набатеев захватил область Гамалы [282].

В 30-е годы перелом был окончательным: страна, где проходил путь Савла, стала местом военных действий. Набатеи, победившие Антипу, усилили свое влияние на Севере. Начиная с 33–34 годов Дамаск перестал быть зоной римского влияния, потому что здесь уже не чеканили монеты с изображением императора [283]. Это означало, как свидетельствовал Савл, что набатеи завладели городом: по их обычаю [284]регион попадал в распоряжение династии, став независимым округом, который Савл определил как «этпархию», используя греческий эквивалент арабского «sheik» [285].

Таким образом, когда Савл прибыл в Дамаск, положение иудеев там было крайне шатким, несмотря на то, что набатеи никогда не прибегали к антисемитизму. Иудейское общество было неоднородным: некоторые считают, что группы вроде ессеев в разные времена расселялись в близлежащих деревнях, опираясь на аналогии, существующие между богословским учением Анании — обращенного иудея, который крестил Савла, и общинными правилами того времени [286]. Если это предположение верно, то новую религию не могли принести в Дамаск эллинисты: «Деяния» не упоминают даже об их существовании в этом регионе, который, хотя и имел устойчивые связи с близлежащими эллинизированными городами, являлся все же регионом арамейской культуры, в том числе и языковой. Но тут были самаритяне, и они проявляли интерес к обращенным эллинистам.