Читаем Апостол Владимир полностью

– Первым делом, запомни: что бы там они ни говорили в Москве, ты – в Грузии. Более того, ты студент Тбилисского университета. Это значит, что когда тебе предложат выпить за Сталина, ты, как миленький, выпьешь.

– То есть как? Ведь партия осудила культ личности.

– А вот так. Коротко и ясно. И не шибко распространяйся о своей семье: сирота и все тут. Запомни: когда Микоян выступил против культа личности, то по всей Грузии всем армянам повыбивали окна. И это они еще дешево отделались. А четыре года назад здесь в Тбилиси были настоящие народные демонстрации против Хрущева, их разгоняли пулеметами и танками. Говорят, что все арестованные на вопрос: "Фамилия?" – отвечали: "Джугашвили". Так что выпьешь.

– А если я непьющий?

– Хоть язвенник: выпьешь до дна и крякнешь. Кстати, ты действительно непьющий?

– Вообще-то нет.

– Имей в виду: в общаге будут пить. Старайся держать себя в руках. И осторожней по девчонкам. Запомни: у каждой грузинки, армянки или осетинки есть и отец, и братья. Ясно?

– Ясно.

– Учись. Большинство учится только к сессии. Зря: если хочешь чего-то добиться учись все время. Хотя бы час в день посвящай учебникам. В общаге серьезно заниматься не дадут, сиди в библиотеке. Я постараюсь выбить тебе повышенную стипендию, как сироте, но у тебя все равно пятерок должно быть больше, чем четверок, и ни одной тройки и ни одного хвоста. Доступно?

– Доступно.

– Я обещал сестре тебе помочь, но для этого ты должен помочь мне сам. Запиши мой адрес и телефон. Звони, если что. Если надо – заходи, подтяну тебя, где смогу.

Гарун Ишханович опять от души затянулся.

– Стипендия, даже повышенная – не разгуляешься. Многие сидят на соевых батончиках и плавленых сырках. Слушай, – его осенило, – а ты в преферанс играешь?

– Нет.

– Зайди ко мне домой завтра часов в десять утра. Мозги у тебя на месте, память тоже, значит, научишься. Если хорошо работать головой, не зарываться и научиться вычислять шулеров, то можно неплохо прибавить к стипендии. Но помни: в общаге играть запрещено! Хотя вовсю играют. Но тебе нельзя попадаться – прощай стипендия.

– Понял.

– Я записал тебя на английский язык…

– Зачем? Я же в школе учил французский!

– Знаю. Но по нашей теме американцы ушли далеко вперед, – чтобы там ни писали в газетах, – так что английский стал нашим профессиональным языком. И вообще, судя по количеству научных публикаций, он становится латынью двадцатого века. Так что будь добр, учи и не рыдай.

– Постараюсь.

Гарун Ишханович опять глубоко затянулся. Видно было, что он хотел сказать что-то еще, но сомневался. Но, в конце концов, сказал:

– Хоть ты родился и вырос на Кавказе, но Кавказа ты еще не знаешь. Запомни: кавказцы как дети. Но с ножами! Любое неосторожное слово может довести до крови. И до кровной мести.

– Буду осторожен.

– И, главное… Кавказец, в первую очередь, член своего клана. Потом сын своего народа. И лишь после этого он сапожник или профессор. Это на Западе ирландец мог мечтать о независимой Ирландии и, при этом, честно сражаться в рядах британской армии. Это в России была гражданская война, когда одни русские убивали других русских за идею. Здесь все четко распределено. Я могу быть стопроцентным советским интеллигентом, но все помнят что, во-первых, я Авакьянц, а во-вторых я армянин. И лишь в-третьих я профессор. Здесь каждый играет выделенную ему роль. Запомни это, ты с этим еще столкнешься.

– Так получается, что выселение народов…

– Вот именно! Кавказец Сталин твердо помнил все это и действовал, с его точки зрения, совершенно адекватно! И "пятый пункт" оставил нам в наследство совершенно сознательно.

– Но ведь все народы, в принципе, равны.

– Разумеется. Но помни: когда на тебя смотрят, твой "пятый пункт" не забывают. Особенно кавказцы. Впрочем, и русские хороши.


Буквально в первый же вечер в общаге я нарвался.

Шел себе по коридору, навстречу шел какой-то русский с четвертого курса. Шел прямо на меня, отпихнул и добавил:

– Отлезь, жиденок.

Алмаст Ишхановна преподала нам пролетарский интернационализм не за страх, а за совесть. И все, что касается неприемлемости межнациональной розни. А детдом был отличной школой выживания. Так что парень оказался на полу с расквашенным носом.

Его приятель получил ногой в коленную чашечку. Кстати, как я потом сообразил, он и не думал вмешиваться, но получил.

А когда на следующее утро кто-то подставил мне подножку, – пошутить, не более того, – и схлопотал фонарь под глазом, то за мной прочно закрепилась репутация неуравновешенного кавказца-задиры. В некотором роде, отличная репутация.

* * *

Гарун Ишханович, действительно, научил меня преферансу. Вскоре я смог поправить свое финансовое положение. Но я твердо запомнил его заповедь: не зарываться.

С учебой дело пошло. Хотя от всех этих Кеплеров, Ньютонов, Коши, Вейерштрассов, Ферма, Роллей и разных прочих Гауссов голова шла кругом.

А ЭВМ… Алгоритмы, машинный код, двоичный код…

Разве что марксизм давался мне легко. Благодаря памяти.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пояс Ориона
Пояс Ориона

Тонечка – любящая и любимая жена, дочь и мать. Счастливица, одним словом! А еще она известный сценарист и может быть рядом со своим мужем-режиссером всегда и везде – и на работе, и на отдыхе. И живут они душа в душу, и понимают друг друга с полуслова… Или Тонечке только кажется, что это так? Однажды они отправляются в прекрасный старинный город. Ее муж Александр должен встретиться с давним другом, которого Тонечка не знает. Кто такой этот Кондрат Ермолаев? Муж говорит – повар, а похоже, что бандит. Во всяком случае, как раз в присутствии столичных гостей его задерживают по подозрению в убийстве жены. Александр явно что-то скрывает, встревоженная Тонечка пытается разобраться в происходящем сама – и оказывается в самом центре детективной истории, сюжет которой ей, сценаристу, совсем непонятен. Ясно одно: в опасности и Тонечка, и ее дети, и идеальный брак с прекрасным мужчиной, который, возможно, не тот, за кого себя выдавал…

Татьяна Витальевна Устинова

Детективы / Прочие Детективы