— Я закончил свое выступление ровно через десять минут, — продолжал Николай Кириллович. — На некоторое время в кабинете повисла предгрозовая тишина. Первым нарушил ее Горшков. Он заявил, что я якобы в рядовой бумаге раскрыл секретнейшие сведения о флоте, что является уже даже не военной тайной, а государственной.
Тогда я ему ответил, что записку писал я лично. Ее печатала машинистка отдела в моем присутствии, член партии с 1920 года. Конвертировал документ тоже я. А что касается адресата, то, согласитесь, что председатель КГБ имеет право на знание секретов, которые охраняют его подчиненные.
Горшков побледнел от услышанного, скривился в недовольной усмешке, засуетился и стал нервно перелистывать копию докладной записки.
Затем член Политбюро Ф. Р. Козлов дал слово командующему Балтфлота адмиралу Орлу. Флотоводец начал говорить о сложном положении на вверенном ему флоте, о тревоге за его безопасность, о бытовой неустроенности моряков в некоторых гарнизонах, о необходимости большего внимания к учениям и т. п.
Фрол Романович прервал его словами:
— Александр Евстафьевич, об этих проблемах я впервые слышу от вас. Почему вы прятались за спину контрразведчика? Почему заняли позицию стороннего наблюдателя? Почему вовремя не поставили меня в известность и не приехали ко мне? Даже звонка от вас я не слышал!
Командующий молчал, понурив голову. Затем Козлов недовольно буркнул Орлу — продолжайте. Выступление его было бледным.
После командующего флотом слово взял министр обороны СССР Малиновский. Начал он примерно такими словами:
— Я считаю, что приведенные Мозговым факты надуманы. Он, видите ли, печется о боеготовности флота. А по существу, его требования тормозят дело, а порой и прямо направлены на срыв планового выполнения указаний Никиты Сергеевича Хрущева о сокращении частей, существенно не влияющих на боеготовность флота.
Говорил он в нервно-лающей манере, отчего его предложения сбивались в хаотичный шум, и слушающим трудно было уловить даже контуры контр-аргументации. Он терял реноме маршала-фронтовика.
После Малиновского выступил председатель КГБ А. Н. Шелепин. Говорил он спокойно, уверенно, аргументированно доказывая несостоятельность принятых руководителями Министерства обороны решений. В конце своей ремарки он резко прошелся по замечаниям Малиновского и Горшкова и отдельным моментам их неглубоких выступлений.
Начавшуюся сразу же полемику между Шелепиным и Малиновским с трудом погасил Козлов.
Когда закончилось заседание Политбюро и я, уставший от стресса, отправился в гостиницу, в мой номер позвонил первый заместитель председателя КГБ СССР генерал-лейтенант Петр Иванович Ивашутин. Он сообщил, что Фрол Романович высоко оценил мое выступление.
— А военные пусть покрутятся, — заявил он, — если мужества не хватило доложить как есть. Правда — точно горькое питье, неприятное на вкус, но зато восстанавливает здоровье.
Козлов от имени Политбюро сделал внушение Малиновскому и Горшкову и потребовал немедленно приостановить расформирование важных частей и соединений флота и в недельный срок дать подробные письменные объяснения по целому ряду позиций моего доклада.
В тот же день я вернулся в Калининград и приступил к своим служебным обязанностям. Как же легко работалось после этого военным контрразведчикам флота!.. Что касается проблемы, то, согласно постановлению ЦК КПСС, Балтийский флот в короткие сроки стал наращивать свою мощь: началась модернизация, появилась новейшая техника, современные классы надводных и подводных кораблей.
— А дальше как и где служилось? — поинтересовался автор.
— Потом… потом пришлось послужить на Тихоокеанском флоте, в Каспийской флотилии и Прикарпатском военном округе, где меня сделали «сухопутчиком». Там мы с вами и познакомились, чтобы, как видите, через двадцать с лишним лет встретиться здесь.
Последняя встреча с Николаем Кирилловичем состоялась 17 декабря 1998 года в Центральном клубе им. Ф. Э. Дзержинского, теперь это Культурный центр ФСБ.
В этот день проходил торжественный вечер, посвященный 80-летию со дня образования органов военной контрразведки. В холле было много ветеранов. Среди них я увидел бледноватого и несколько осунувшегося генерала Мозгова, почему-то одиноко стоявшего, прислонившись к первой правой колонне от входа в клуб. Я подошел к нему.
— Здравствуйте! С праздником вас, Николай Кириллович!
— Здравствуй, здравствуй, дорогой… тебя тоже с праздником, — быстро заговорил он, улыбаясь, но с явным усилием. — Дожили до восьмидесятилетия. Как много прошло времени. Какими мы стали старыми.
— Теперь надо взять еще один рубеж — девяносто, — искренне пожелал я ему.
— Э, брат, нет, мне этот рубеж уже не вытянуть. Годочки промелькнули, как деревья мимо летящих вагонов.
Разве думал тогда автор этих строк, что видит его в последний раз?!