Апостолы были здесь же. Впереди шли Варфоломей и Иоанн, рядом со мною — Марк, за нами — Филипп, Матвей, на днях вернувшийся с Тибета, и остальные. В отдельном паланкине, украшенном вышитыми сказочными птицами с разноцветными перьями несли Марию.
Варфоломей наклонился к паланкину Господа и тихо спросил:
— Господи, вы читали мое письмо?
Занавеску отодвинула тонкая рука с длинными пальцами и чуть желтоватой кожей. Рука Господа. На безымянном пальце сверкнул перстень с красным камнем. Капля крови, пылающий уголь в костре. Я раньше не видел у Господа такого кольца.
— Читал. Варфоломей, ты ни в чем не виноват. Ты ведь это хотел услышать?
— Нет, Господи, виноват. Это ведь я дал ему пройти!
— Варфоломей, послушайся доброго совета: не искушай Господа твоего. Легко писать письма. Ты ведь был уверен в моем запрете, не так ли?
— Я должен был спросить разрешения, как хороший подданный. Это не позерство. К тому же на мне было обвинение.
— Ладно, я отвечу.
Разговор явно для меня не предназначался, но звучал уж больно загадочно. Я тогда не знал, о чем речь, но у меня возникли некоторые предположения, от которых мне стало не по себе. В письме к Эммануилу, в общем-то, не было ничего странного. Господа совершенно невозможно было поймать перед коронацией, так что письменная просьба представлялась вполне разумной. Но о чем просил Варфоломей?.. Об этом я узнал день спустя, и понял, что угадал, несмотря на все безумие моего предположения.
Но пока мы входили в Храм неба.
Больше всего он напоминал конусообразную соломенную шляпу местного крестьянина, но с чуть приподнятыми вверх полями. Точнее три шляпы, поставленных одна на другую, освещенные желтоватой половинкой луны.
Эммануил сошел с паланкина и стал подниматься по ступеням. Он был одет в роскошный лазурный халат с вышитыми на нем солнцем, луной, звездами и драконами. Мы вошли в Храм.
И Алтарь неба вырос перед нами. Круглая, уступчатая, суживающаяся кверху пирамида из трех ярусов. Отсветы факелов на ослепительно белом мраморе. Как луч закатного солнца на кучевых облаках.
Жрецы в длинных шелковых одеяниях ставили на Алтарь таблички с иероглифами. Вот верховный владыка неба — Шанди, вот духи солнца, Большой Медведицы, пяти планет, двадцати восьми созвездий, духи луны, ветра, дождя, туч и грома. Для китайца табличка с надписью то же, что для христианина священный образ, если не больше. Так что я не ошибаюсь. Табличка духа столь же священна, как и дух.
Перед табличками зажгли свечи и курительные палочки. Стало душно. Хорошо, что Юань Шикай запретил кровавые жертвоприношения. Так что не было жертвенной трапезы, только шелк и нефрит. На длинных столах перед табличками были разложены куски голубого, красного, белого и желтого шелка, нефритовые украшения, шкатулки и статуэтки.
Заиграла музыка, раздалось пение хора. Эммануил медленно взошел на верхнюю часть Алтаря неба, на большую каменную плиту, выше мраморных балюстрад с фениксами и драконами. Но он не преклонил колени перед табличкой Небесного императора, как того требовал обычай. Смолкли голоса, и смолкла музыка. В полной тишине Эммануил поднял священный голубой нефрит и вознес его к табличке владыки неба.
— Сегодня, в первый день пятого месяца, я, царствующий Сын Неба и Небесный император Шанди, сошедший с небес и воплотившийся на земле для спасения людей и управления Поднебесной объявляю начало своего царствования и его девиз: тяньчжи[49] — небесное правление. Мне не о чем просить Небеса и светила, потому что они мне подвластны. Я приношу эту жертву, и я ее принимаю!
Эммануил вернул нефрит на место и воздел руки к небу. Жертвоприношения вспыхнули и мгновенно сгорели, не оставив следа. Все это время в храме царило напряженное молчание.
А утром происходила коронация Эммануила. Все было обставлено очень пышно. Еще часов в десять на площади Тяньаньмень собрались знаменные войска, даосские бессмертные, свита и музыканты. Апостолы были здесь же. Рядом стоял паланкин Марии. Все ждали его.
Я не помню, кто заметил в небе черную точку, может быть, Марк? Но уже минут через пятнадцать все разглядели шестерку драконов, спускающихся на площадь. За драконами летело нечто похожее на перевернутый панцирь огромной черепахи, и на нем стоял Эммануил и держал поводья. На нем были свободные голубые с золотом одежды с очень широкими рукавами, развевающимися по ветру, как золотые крылья.
Драконы приземлились и царапнули мостовую всеми пятью когтями на каждой из тигровых лап, изящно изогнув змеиные чешуйчатые туловища, и черепаший панцирь поплыл за ними в полуметре над землею.
Эммануил кивнул нам и приказал сопровождать его. Мы подошли ближе и встали за странной повозкой. За нами выстроились даосские сяни. На плече у Господа сидела большая птица с разноцветными перьями, желтыми, белыми, красными, синими и черными, пышным хвостом, змеиной шеей и гребнем в виде трезубца на голове. Такими же птицами был расшит наряд и паланкин Марии.
— Феникс, — прокомментировал всезнающий Варфоломей. — Это знак правления великого благоденствия. Во времена Яо фениксы поселились у него во дворе.