Господь поднялся с татами и шагнул к Варфоломею. Я готов поклясться, что он не подавал знака. Но Марк вскочил на ноги и нанес удар. Что произошло потом, думаю, никто точно так и не понял. То ли меч рассыпался в прах, коснувшись шеи Варфоломея, то ли клинок просто исчез, но до удара он был, а после его не было. Марк держал обернутую белым рукоять без клинка.
Но Варфоломей вздрогнул и упал вперед. Я уверен, что он был уже мертв.
Господь подошел к нему, ступил на залитый кровью ковер, повернулся, осуждающе посмотрел на Марка, бросил:
— Ты мог бы проявить побольше выдержки!
Опустился на колени рядом с Варфоломеем, прямо в кровь, и положил руку ему на плечо.
Мертвец вздрогнул.
— Ты прошел через смерть, Варфоломей, — сказал Господь. — Но это не конец. Это только начало. Молодец, ты хорошо держался. Прости, что так жестоко. Так было надо. Встань и иди.
Варфоломей поднял голову. И я встретился с ним взглядом. Взгляд, который ни с чем не спутаешь. Взгляд бессмертного! Воскресший тяжело поднялся на ноги, и все мы вскочили на ноги вслед за ним. Эммануил обнимал своего апостола за плечи, воскресшего апостола в залитом кровью распахнутом кимоно. На животе Варфоломея не было ран.
Я обвел глазами японцев, стараясь встретиться с ними взглядом. Как они это восприняли? Поражены, шокированы? Но поражаться пришлось мне. Взгляды бессмертных. Среди приглашенных туземцев было только двое смертных — представитель Императора и Луис Сугимори. Эммануил пригласил на церемонию японских ками.
Звонил сотовый. Мы не успели прийти в себя после произошедшего, а тут звонок. Словно кинжал, вонзенный в тело тишины. Словно весть из другого мира, где ездят автомобили и сияют на солнце небоскребы из стекла и металла.
Господь вынул трубку из-за отворота кимоно.
— Да! Итигая[63]? Только что! Да, буду.
Обвел нас взглядом.
— Марк, Пьетрос, Матвей, через пятнадцать минут жду вас на вертолетной площадке. Варфоломей, переоденься, и к тебе тоже относится.
Он перевел взгляд на японцев.
— Ками Тэндзин[64], писатель Юкио Мисима со своими сторонниками поднял мятеж на военной базе Итигая. Мы сейчас вылетаем туда. Мне бы не хотелось кровопролития, и я думаю, что ваш авторитет неоспорим для мятежников. Я бы хотел, чтобы вы к нам присоединились.
Интеллигентный пожилой японец вежливо поклонился.
Эммануил перевел взгляд на его соседа, весьма крупного для японца буддистского монаха.
— Ками Хатиман[65], я уверен, что ваш авторитет в глазах господина Мисимы ничуть не меньше, чем у высокочтимого Тэндзина. Думаю, вы не откажетесь помочь нам.
Высокий монах поклонился с явно военной выправкой.
Вертолет летел над ночным Токио, его россыпью огней и светлыми линиями ярко освещенных улиц. Вдали, над цепью черных гор плыла луна, подернутая туманной дымкой. «Луна в тумане» — символ таинственного и запредельного.
Красиво.
Когда-то давно, еще будучи студентом, я пытался переводить один французский текст и наткнулся в нем на слово «spiritual». Я, разумеется, решил, что это «духовный». Да, но только одно значение. Второе: «остроумный». В японском языке тоже есть слово для обозначения духа и души: «тама». А в составных словах оно означает… «Духовный»? Ничего подобного — «красивый»! Вот так! Что русскому духовный, то французу остроумный, а японцу — красивый. А еще говорят, что нет национального характера!
Варфоломей сидел рядом со мной и, как ни в чем не бывало, занимался просветительской деятельностью.
— Юкио Мисима — престарелый писатель, лауреат Нобелевкой премии[66], — объяснял он Марку.
— А чего это он?
Для меня не было вопроса «чего это он?», я Мисиму читал. В основном танатология эроса. Но текст, что надо, и явно инспирированный, то ли небесными силами, то ли наоборот. Скорее наоборот. Нобелевку ему дали явно с целью досадить папскому престолу. Нобелевский комитет всегда любил пофрондерствовать.
— Он создал свою молодежную организацию. «Общество щита». Так, мальчишки, в войну играют. Впрочем, я удивляюсь, что он раньше не поднял мятежа.
Интеллигентный ками Тэндзин осуждающе смотрел на него.
— Не стоит так презрительно, ками Варфоломей. Юкио мне все равно, что ученик.
Я несколько обалдел от обращения.
— Извините, ками Тэндзин, не знал, — ответил Варфоломей.
— Лучше зовите меня «Сугавара-но Митидзане». Тэндзин — небесный бог! Ну, какой я Небесный бог? Занимаюсь Университетами. И Юкио помог с этой его западной премией. Хорошо, что он точно указал адрес Нобелевского комитета в своей молитве. Похлопотал. Заодно посмотрел страны западных варваров[67].
«Страны западных варваров» было произнесено с интонацией, означающей «ничего там хорошего нет».
— А почему не Кавабате? Не помолился?
Кавабата Ясунари — вечный соперник Мисимы был обойден Нобелевским комитетом.
— У Мисимы стиль лучше.
— Как вы думаете — это серьезно?
— С захватом базы? Конечно! Юкио всегда мечтал о героической смерти. Успеть бы!
— А почему вы решили нам помогать, Сугавара-сан? Из-за Мисимы? — вмешался я.
— Не только. Ваш ками Эммануил сначала показался мне просвещенной личностью. И я принял его приглашение.
— Сначала?