Её очаровала наша библиотека. Там были книги с Островов, но больше тех, которые покупали Троготт и Роварог — первый год после Волны книги мало кого интересовали, их отдавали за бесценок. Мы же платили, не торгуясь — помимо того, что в золоте у наших магов недостатка не было, имелась и другая причина. Роварог считал, что книги сейчас следует спасать без разбору, хорошие они или плохие, не дожидаясь, пока ими растопят печи; да и людей, собиравших библиотеки, стоило «подкормить».
Ивенн могла читать часами, а мне было интересно, что же такое она читает. На Островах я летал много, а читал мало. Теперь книги стали для меня открытием, и проводником в их мир стала Ивенн.
Зима заперла меня в башне. Ездить верхом я не умел, ходить много не привык, особенно по снегу и льду; тяжёлые, тёплые одежды казались ужасными — в них я то упаривался, то мёрз, и быстро простужался. Но самое главное — я просто не знал, что делать на улицах зимнего города. Мальчишки, как сумасшедшие, носились по льду просто так, в башмаках, и катались на коньках. У меня же ноги мгновенно разъезжались в стороны, колени отказывались сгибаться, и единственное, что представлялось мне возможным — как можно осторожнее опуститься на четвереньки и так вернуться домой.
— Корова на льду, корова на льду… Великий ветряной маг Нимо — всего лишь корова на льду, — шептал я, не веря, что смогу когда-нибудь привыкнуть к зиме.
Мысль о том, чтобы познакомиться с местными мальчишками, просто не приходила ко мне в голову. Всё, что они могли делать — бегать с воплями по улицам, драться, играть в какие-то совершенно бессмысленные, чудовищно однообразные игры. Даже на Островах, когда мне надоедало быть одному, я уходил к русалкам-алуски или к таким же ветряным, как и я, в конце концов меня вполне устраивало и общество взрослых.
Однажды Тоша-молочница сказала Троготту, считая его, видимо, то ли отцом моим, то ли дядей:
— Дикой он у вас чего-то! Как птичек кинутый. У наших-то щёки румяны от мороза, глаза блестят, сами крученые… Хоть в прорубь сиганут, и то им ничего. Надо ему гулять всё ж таки…
Троготт не знал, что я слышал разговор. Он только кивнул Тоше, а на следующий день Ивенн предложила сходить с нею к ручью.
— Там есть такой водопадик, он и сейчас не замёрз. Если кругом очень тихо, хорошо слушать, как он журчит.
Я посмотрел на неё растерянно, пытаясь понять, что в этих словах от Ивенн, а что придумано Троготтом. Впервые я испытал к Троготту что-то вроде злости: пытаться управлять мною через Ивенн — как глупо! Разве я веду себя, будто неразумный ребёнок, не слушаю советов и наставлений, топаю ногами и поступаю согласно минутным капризам? Что мешало сказать мне прямо? Теперь же в каждом слове Ивенн я должен усомниться — она ли этого хочет?..
Но Ивенн казалась искренней, и злость очень скоро прошла.
Говорят, Городу-на-Холме повезло. В нём уцелело больше половины зданий и около трети жителей. Во-первых, конечно, потому, что построен он был на холме, как и следовало из названия. Нижние кварталы — особенно западные, там, где улицы спускались к дельте Роны, — Волна уничтожила почти полностью. Дворцы и башни на вершине смахнул ураган. Зато в Среднем городе, окружённом четырьмя кольцами стен, разрушений оказалось гораздо меньше.
Стены Среднего города были возведены столетия назад, истории о врагах, штурмовавших приморские крепости, давно стали легендами. Прочные, двухметровой толщины стены кое-где разобрали, чтобы проложить удобные дороги. Дома тулились к стенам изнутри и снаружи, образовывая улицы, в которых для всех зданий одна, задняя стена была общая.
Так случилось, что завалы в Среднем городе разобрали далеко не все. Вытащили живых и мёртвых, кого смогли найти. Потом у людей нашлись другие дела. Кто-то уехал к родичам на равнины, кто побогаче и повлиятельней — купцы, чиновники и многие мастера цехов, — перебрались наверх, подальше от нижних кварталов, грозивших мором. К зиме верхние ярусы Города-на-Холме более-менее привели в порядок, но здания там строили почти сплошь одноэтажные.
Развалины и стены Среднего города манили мальчишек. Одни искали сокровища, другим просто нравились везде лазить, прятаться… До самого декабря в городе действовал закон о мародёрстве, потом барон Сизая Пятка здраво рассудил, что искать живых и мёртвых, охранять добро от разграбления больше нет смысла. Солдат и так было слишком мало; всё, что можно было вернуть казне и владельцам — вернули. Начались снегопады. Последние стражники оставили развалины. Им на смену явились бродяги и нищие из нижних ярусов, коченеющими пальцами ворочающие с места на место камни и обломки брёвен.