Обитатели Мьёльбю расступались, когда по рынку двинулся Дог, по-прежнему сжимая в руке бумажник. Сама она засеменила следом – в босоножках на высоченных шпильках, в них только и можно было, что семенить, – при этом старательно облизывая бумажную крышечку от мороженого. Все до единого мужики на рынке глазели на нее, и поэтому язык у нее сделался какой-то особенно длинный и острый, он медленными ласкающими движениями скользил по крышечке, подбирая все остатки шоколада и мороженого.
Возле прилавка, намеченного Догом, стояла целая толпа свенссонов, но они расступились как миленькие и пропустили его без малейших возражений. Биргитта протиснулась следом, облизывая свой фунтик.
– Клубники! – рявкнул Дог.
Фермер за прилавком поспешил схватить лоточек и доверху его наполнить, а Биргитта обернулась и лениво разглядывала ближайших свенссонов. Они понемногу очухались, стали негромко переговариваться и медленно смыкались снова. Совсем рядом с Биргиттой стояла тетка, ужасно похожая на Старуху Эллен: серое ситцевое платье в цветочек под застегнутым на все пуговицы поплиновым пальто, мелкие тугие кудряшки перманента надо лбом и сеточка для волос на затылке. Закопав поглубже свой коричневый кошелек в хозяйственную сумку, она протянула ее мужчине, стоявшему по другую сторону от Биргитты. Тот поспешно рванул сумку к себе.
– Сволочь! – завопила Биргитта. – Попридержи свои грязные клешни!
Дог резко обернулся.
– Он лапал меня за грудь!
Биргитта обвиняющим жестом ткнула пальцем в старикана с сумкой, успев уже убедить себя, что все было именно так. Конечно же было! А иначе отчего бы ее голос звенел теперь праведным гневом, отчего у нее внутри все дрожит от возмущения?
– Кто? – спросил Дог и поддернул рукава куртки. Манжеты в ней были на резинке, так что он мог подтянуть их до самых своих волосатых подмышек, не помяв и не сморщив черного шелка.
– Этот вон! В кепке!
Шея тетки пошла красными пятнами, она вклинилась впереди Биргитты и стояла теперь рядом со стариком.
– Не говори глупостей, – фыркнула она. – Эгон никого никогда не лапал за грудь…
– А ты-то что об этом знаешь, старушенция? С твоей-то рожей!
Это крикнул Сигге Гетинг. Остальная компания успела уже подтянуться, парни встали полукругом, окружая свенссонов. В центре, скрестив руки на груди, стоял Сигге Гетинг, тощий, смуглый, похожий на ящерицу. Девчонки возмущенно кудахтали позади: грязный старикашка лапал Биргитту за грудь! Ну вообще! Да как он посмел?
– Отвали, старуха, – сказал Дог самым мрачным своим голосом и отпихнул тетку в сторону.
Как в кино, подумала Биргитта. С Догом все получается, как в кино. А уж раз пошло кино, она приготовилась играть свою роль, – обхватив обеими руками руку Дога, прижалась к нему и заморгала часто-часто, словно смахивая слезы:
– Пойдем, любимый! Пошли. Ну его, этого грязного старикашку!
– Щас, – отозвался Дог и, поддернув рукав еще на сантиметр, прицелился в старика и врезал.
– Аоо! – взвыла его жена и шлепнулась наземь.
Биргитта жмурится от воспоминаний, медленно плетясь через улицу и пытаясь нащупать в кармане джинсов зажигалку. Кучка свенссонов устремилась вперед, они уже успели рассеяться на противоположном тротуаре, – а то она могла бы тормознуть кого-нибудь из них и попросить огоньку – просто чтобы полюбоваться, как они захлопают крыльями, будто перепуганные куры! Но пока обошлось – пальцы нашли в кармане, что искали. Расставив ноги, она останавливается посреди проезжей части и, прикрыв рукой огонек, делает первую затяжку. Слева раздраженно рычит машина, Биргитта, выпустив облачко дыма, корчит водителю зверскую рожу. Чего вякаешь? Пока еще зеленый горит!
Та история в Мьёльбю стала ее уголовным дебютом, хотя сама-то она ничего такого не сделала. Но именно тогда она впервые узнала, как выглядит уголовка изнутри. Дог крикнул своим, чтобы сваливали в Манторп, когда его повели в наручниках и все такое, но он не возражал, чтобы и ее тоже потащили на допрос. Это ей польстило, хоть она и опасалась, что история дойдет до Муталы, что Старуха Эллен пронюхает, что Биргитту сцапала полиция. Тогда скандал! Это как пить дать. Правда, Старуха в последние годы малость поумнела – только молча кивнула, когда, например, Биргитта предупреждала: пусть ее не ждут к семейному ужину в канун Иванова дня, и ночью тоже. Но узнай она, что кого-то из «ее девочек» забрали в полицию, ее наверняка кондрашка хватила бы.
Кондрашка ее таки настигла. Когда много месяцев спустя начался суд над Догом, все уже произошло. Словно в тот год осень началась в канун Иванова дня, и словно тогда уже было ясно, что она окажется печальной.
Но поначалу все шло хорошо. К вечеру их отпустили, и когда они уже спускались по лестнице полицейского участка, Дог на мгновение поймал руку Биргитты, поспешно пожал ее и рассмеялся, прежде чем снова ухватиться, как обычно, за запястье. Сумерки были нежно-розовые, город лежал перед ними теплый и неподвижный, как спящая кошка, но Догу не хотелось тишины и пастельных красок, он жаждал действия. Они отправятся дальше, в Манторп, прямо сейчас, уж там они позабавятся!